И все же, следуя мудрым, с ее точкизрения,правилам,онастаралась
уверить себя, что любит мужа. В саду при лунном свете она читалаемувсе
стихи о любви, какие только знала на память, исовздохамипелаунылые
адажио, но это и ее самое ничуть неволновало,иуШарляневызывало
прилива нежности, не потрясало его.
Наконец Эмма убедилась, что ейневысечьниискрыогняизсвоего
сердца, да к тому же она была неспособна понятьто,чегонеиспытывала
сама, поверить в то, что не укладывалось в установленную форму, и ей легко
удалось внушить себе, что вчувствеШарлянетничегонеобыкновенного.
Проявления этого чувства он определенным образом упорядочил - он ласкал ее
в известные часы. Это стало как бы одной изегопривычек,чем-товроде
десерта, который заранее предвкушают, сидя за однообразным обедом.
Лесник, которого доктор вылечилотвоспалениялегких,подарилг-же
Бовари борзого щенка; Эмма брала его с собой напрогулку,-онаиногда
уходила из дому, чтобы хоть немного побыть одной и не видетьпередсобою
все тот же сад и пыльную дорогу.
Она доходила до банвильской буковой рощи; здесь, угломкполю,стоял
заброшенный домик, в заросшем травоюоврагетянулсякверхуостролистый
тростник.
Эмма прежде всего смотрела, не изменилось ли тут что-нибудь спрошлого
раза. Но все оставалось по-старому: и наперстянка,илевкои,изаросли
крапивы вокруг больших камней, и пятналишаянаналичникахтрехокон,
закрытые ставни которых со ржавыми железными болтамигнилиикрошились.
Мысли Эммы, сперва неясные, перескакивали с предмета напредмет,подобно
ее щенку, который то делал круги по полю, то тявкал на желтых бабочек,то
гонялся за землеройками, а то покусывал макинакраюполосы,засеянной
пшеницею. Но мало-помалу думы ее останавливалисьнаодном,и,сидяна
лужайке, водя зонтиком по траве, она твердила:
- Боже мой! Зачем я вышла замуж?
Эммазадаваласебевопрос:немоглалионаприиномстечении
обстоятельств встретитького-нибудьдругого?Онапыталасьпредставить
себе, как бы происходили эти несовершившиеся события, как бы сложилась эта
совсем иная жизнь, каков был бы этот неведомый ее супруг.Всамомделе,
ведь не все же такие,какШарль.Мужунеемогбытькрасив,умен,
благовоспитан, обаятелен, - за таких, наверно, вышли замуж ееподругипо
монастырскому пансиону. Как-то они поживают? От шумагородскихулиц,от
гуденья в зрительных залах, от блеска балов их сердца радуются, их чувства
расцветают. А ее жизнь холодна, как чердак со слуховым окошком на север, и
тоска бессловесным пауком оплетала в тени паутиной все уголкиеесердца.
Эмма вспоминала, как в дни раздачи наград она поднималасьнаэстрадуза
веночком. С длинной косой, в белом платье и открытых прюнелевых туфельках,
она была очень мила, и когдаонавозвращаласьнасвоеместо,мужчины
наклонялись к ней и говорили комплименты. Дворбылзаставленэкипажами,
подруги прощались с ней, выглядывая вдверцыкарет,учительмузыкисо
скрипкой в футляре, проходя мимо, кланялсяей.
С длинной косой, в белом платье и открытых прюнелевых туфельках,
она была очень мила, и когдаонавозвращаласьнасвоеместо,мужчины
наклонялись к ней и говорили комплименты. Дворбылзаставленэкипажами,
подруги прощались с ней, выглядывая вдверцыкарет,учительмузыкисо
скрипкой в футляре, проходя мимо, кланялсяей.Кудавсеэтодевалось?
Куда?
Она подзывала Джали (*21), ставила ее между колен, гладилаеедлинную
острую мордочку и говорила:
- Ну, поцелуй свою хозяйку! Ведь тебе не о чем горевать.
Глядявпечальныеглазастройной,сладкозевавшейсобачки,Эмма
умилялась и, воображая, будто это она сама, говорила сней,утешалаее,
как утешают человека в беде.
Порой поднимался вихрь; ветер с моря облетал все Коптское плато, донося
свою соленую свежесть до самыхотдаленныхполей.Шуршал,пригибаяськ
земле, тростник; шелестели, дрожа частою дрожью, листья буков, аверхушки
их все качались и качались с гулким и ровным шумом. Эмманакидывалашаль
на плечи и поднималась с земли.
В аллее похрустывал под ногами гладкий мох, на который ложилсядневной
свет, зеленый от скрадывавшей еголиствы.Солнцесадилось;межветвей
сквозило багровое небо; одинаковые стволы деревьев, рассаженные попрямой
линии, вырисовывались назолотомфонекоричневойколоннадой;наЭмму
нападал страх, она подзывала Джали, быстрым шагом возвращалась побольшой
дороге в Тост, опускалась в кресло и потом весь вечер молчала.
Но в конце сентября нечто необычное вторглось в ее жизнь: онаполучила
приглашение в Вобьесар, к маркизу д'Андервилье.
В эпохуРеставрациимаркизотправлялдолжностьстатс-секретаря,и
теперь он, надумав вернутьсякгосударственнойдеятельности,собирался
исподволь обеспечить себе успех на выборах в палатудепутатов.Зимойон
направоиналевораздавалхворост,вгенеральномсоветепроизносил
зажигательные речи, требуя проведения в своем округе новых дорог. В летнюю
жару у него образовался нарыв в горле, иШарлюкаким-точудомудалось,
вовремя прибегнув к ланцету, быстроеговылечить.Управляющийимением,
посланный в тот же вечер в Тост уплатить за операцию, доложил, что видел в
докторском саду чудные вишни. Так как в Вобьесаре вишнирослиплохо,то
маркиз попросил несколько отростков у Бовари, а затемсчелсвоимдолгом
поблагодарить его лично, познакомился с Эммойинашел,чтоонахорошо
сложена и здоровается не по-деревенски; одним словом,взамкепришлик
заключению, чтоеслипригласитьмолодыхсупругов,тоэтонеуронит
достоинства владельцев замка инебудетбестактностьюпоотношениюк
другим приглашенным.
Однажды, в среду, в три часадня,г-ниг-жаБовариселивсвой
шарабатик и поехали в Вобьесар; сзадикшарабанубылпривязанбольшой
чемодан, у самого кожаного верха помещалась коробка для шляпы, а в ногах у
Шарля стояла картонка.
Приехали они под вечер, когда впаркеужезажигалифонарики,чтобы
осветить дорогу прибывающим гостям.