Шарльпрописалей
валерьяновые капли и камфарные ванны. Но все это как будто ещебольшеее
раздражало.
Бывали дни, когда на нее нападаланеестественнаяговорливость;потом
вдруг эта взвинченность сменялась отупением - она могла часамимолчатьи
не двигаться с места. Она выливала себе на руки целый флаконодеколона-
только это несколько оживляло ее.
Так как она постоянно бранила Тост, Шарль предположил, что вседелов
здешнем климате, и, утвердившись в этой мысли, сталсерьезноподумывать,
нельзя ли перебраться в другие края.
Эмма начала пить уксус, чтобы похудеть, у неепоявилсясухойкашель,
аппетит она потеряла окончательно.
Шарлю нелегко было расстаться с Тостом, ведь он прожил здесьнесколько
лет и только-только начал "оперяться". Но ничего неподелаешь!Онповез
жену в Руан и показал своему бывшему профессору. Оказалось, что у нее не в
порядке нервы, - требовалось переменить обстановку.
Толкнувшись туда-сюда, Шарль наконец узнал, что в Невшательскомокруге
есть неплохой городок Ионвиль-л'Аббеи, откуда как разнапрошлойнеделе
выехал врач, польский эмигрант.Шарльнаписалионвильскомуаптекарюи
попросил сообщить, сколько там всегожителей,далеколидоближайшего
коллеги,многолизарабатывалегопредшественникит.д.Получив
благоприятный ответ, Шарль решил, что еслиЭмманепоправится,тоони
переедут туда весной.
Однажды Эмма, готовясь к отъезду, разбирала вещи в комоде и уколола обо
что-то палец. Это былапроволокаотеесвадебногобукета.Флердоранж
пожелтел от пыли, атласная лентассеребрянойбахромойобтрепаласьпо
краям. Эмма бросила цветы в огонь. Они загорелись мгновенно,точносухая
солома. Немного погодя на пепле осталось что-то вроде красного кустика,и
кустик этот медленно дотлевал. Эмманесводиласнегоглаз.Лопались
картонные ягодки, скручивалась латунная проволока, плавились позументы,а
свернувшиеся на огне бумажные венчики долго порхали чернымимотылькамив
камине и, наконец, улетели в трубу.
В марте,когдаг-жаБовариуезжаласмужемизТоста,онабыла
беременна.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Городок Ионвиль-л'Аббеи(названныйтаквчестьдавноразрушенного
аббатства капуцинов) стоит в восьми милях от Руана, междуАббевильскойи
Бовезской дорогами, в долине речки Риель, которая впадает вАндель,близ
своего устья приводит в движение три мельницы ивкоторойестьнемного
форели,представляющейсоблазндлямальчишек,-повоскресеньям,
выстроившись в ряд на берегу, они удят в ней рыбу.
В Буасьере вы сворачиваете с большой дороги и поднимаетесь проселком на
отлогий холм Ле, - оттуда открывается широкий вид на долину.Речкаделит
ее как бы на две совершенно разныеобласти:налево-луга,направо-
пашни. Луга раскинулись под кромкой бугров и сливаются сзади спастбищами
Брэ, а к востоку равнина,поднимаясьнезаметнодлявзора,ширитсяи,
насколько хватает глаз, расстилает золотистые полосы пшеницы.
Цвет травы и
цвет посевов не переходят один вдругой-ихразделяетсветлаялента
проточной воды, и полездесьпохоженаразостланныйогромныйплащс
зеленым бархатным воротником, обшитым серебряным позументом.
Когда вы подъезжаете к городу, нагоризонтевидныдубыАргейльского
леса и обрывы Сен-Жана, сверху донизу исцарапанныедлиннымиинеровными
красными черточками, - этоследыдождей,акирпичныйоттенокпридают
жилкам,прорезавшимсеруюгору,многочисленныежелезистыеисточники,
текущие в окрестные поля.
Здесь сходятся Нормандия, Пикардия иИль-де-Франс,этокрайпомеси,
край, гдеговорлишенхарактерности,апейзаж-своеобразия.Здесь
выделываетсясамыйплохойвовсемокругеневшательскийсыр,а
хлебопашеством здесь заниматься невыгодно, - сыпучая, песчаная, каменистая
почва требует слишком много удобрения.
До 1835 года в Ионвиле проезжих дорог не было, но как раз вэтомгоду
провели "большой проселочный путь", соединивший АббевильскуюиАмьенскую
дороги, и по нему теперь идут редкиеобозыизРуанавоФландрию.Но,
несмотряна"новыерынкисбыта",вИонвиль-л'Аббеивсеосталось
по-прежнему. Вместо того, чтобы повышать культуру земледелия, здесь упорно
продолжают заниматься убыточным травосеянием. Удаляясь от равнины, ленивый
городишко тянется к реке. Он виден издалека: разлегсянаберегу,словно
пастух в час полдневного зноя.
За мостом, у подошвы холма,начинаетсяобсаженнаямолодымиосинками
дорога, по которой вы, не забирая ни вправо, ни влево, доберетесь какраз
до самого пригорода. Обнесенные изгородью домики стоят в глубине дворов, а
вокруг, под ветвистыми деревьями, ккоторымприслоненылестницы,косы,
шесты, раскиданы всякого рода постройки: давильни,каретники,винокурни.
Соломенныекрыши,словнонахлобученныешапки,почтинацелуютреть
закрываютмаленькиеоконцастолстымивыпуклымистеклами,посредине
которых, как надонышкебутылок,выдавленконус.Возлестен,сквозь
штукатурку которых выглядывает расположенная по диагоналичернаядранка,
растут чахлые груши, увходныхдверейустроенымаленькиевертушкиот
цыплят, клюющих на пороге вымоченные в сидре крошки пеклеванного хлеба. Но
постепенно дворы становятся уже, домишки лепятся одинкдругому,заборы
исчезают; под окнами качаются палки отметелспучкамипапоротникана
конце. Вот кузница, потом - тележная мастерская, ивозленее-две-три
новенькие телеги, занявшие часть мостовой.Дальшесквозьрешеткувиден
белыйдом,апереднимкруглаялужайка,которуюукрашаетамур,
приставивший палец к губам; по обеим сторонам подъезда - лепныевазы;на
двери блестит металлическая дощечка; это лучший дом в городе - здесь живет
нотариус.
В двадцати шагах от него, на противоположной стороне, усамойплощади
стоит церковь.