Игра в бисер - Герман Гессе 12 стр.


"Мысчитаемклассическуюмузыкуэкстрактомивоплощениемнашей

культуры,потомучтоона--самыйясный,самыйхарактерный,самый

выразительныйеежест.В этоймузыке мывладеем наследием античностии

христианства,духомвеселогоихраброгоблагочестия,непревзойденной

рыцарской нравственностью.Ведь,вконце концов,нравственность--это

всякий классический жест культуры, это сжатыйвжест образец человеческого

поведения. В XVI -- XVIII веках было создано много всяческой музыки, стили и

выразительныесредства были самыеразные,нодух, вернее, нравственность

вездеодна итаже.Манерадержатьсебя,выражением которойявляется

классическая музыка, всегда одна и та же, она всегда основана на одном и том

же характерепонимания жизнии стремится кодномуитомужехарактеру

превосходстванадслучайностью.Жест классической музыки означаетзнание

трагичности человечества, согласие с человеческой долей, храбрость, веселье!

Грациялигенделевскогоиликупереновскогоменуэта, возвышеннаялидо

ласкового жестачувственность, как у многихитальянцев или у Моцарта,или

тихая,спокойная готовностьумереть,как у Баха,-- всегда вэтоместь

какое-то "наперекор", какое-то презрение к смерти, какая-то рыцарственность,

какой-тоотзвуксверхчеловеческого смеха,бессмертной веселости. Пусть же

звучит он и в нашей игре в бисер,да и во всей нашей жизни, во всем, что мы

делаем и испытываем".

Эти словабыли записаны одним учеником Кнехта. Ими мыи закончим свой

очерк об игре в бисер.

--------

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МАГИСТРА ИГРЫ ИОЗЕФА КНЕХТА

ПРИЗВАНИЕ

О происхождении Иозефа Кнехта нам ничего не известно. Как многие другие

ученикиэлитных школ, онлибо рано потерял родителей, либо былвырваниз

неблагоприятной средыиусыновленПедагогическимведомством.Вовсяком

случае, он не знал того конфликта между элитной школой и родительским домом,

который многимеготоварищам отяготил юныегоды изатруднил вступление в

Орден исплошьда рядом делаетхарактерталантливогомолодогочеловека

тяжелыминепокладистым.Кнехтпринадлежитксчастливцам,словнобы

рожденнымипредназначенным дляКасталии,дляОрденаидляслужбыв

Педагогическом ведомстве; ихотя проблематичность духовной жизни отнюдьне

осталась емунеизвестна, трагизм, присущий всякой отданной духужизни, ему

все-таки довелось изведать без личной горечи. Да и посвятить личности Иозефа

Кнехта подробный очерк соблазнил нас,пожалуй, не столько сам этот трагизм,

сколькотатихость, веселость, или, лучше сказать,лучистость, с какой он

осуществлял свою судьбу,своедарование,свое назначение.Каку всякого

значительного человека, у него есть свой внутренний голосисвой amor fati

(Любовьксвоейучасти, судьбе (лат.));но его amorfati предстаетнам

свободным от мрачности и фанатизма.

Каку всякого

значительного человека, у него есть свой внутренний голосисвой amor fati

(Любовьксвоейучасти, судьбе (лат.));но его amorfati предстаетнам

свободным от мрачности и фанатизма. Впрочем, мы ведь не знаем сокровенного и

не должнызабывать, что писаниеисториипривсейтрезвостиипри всем

желаниибытьобъективнымвсе-такиостаетсясочинительствоми ее третье

измерение -- вымысел. Так, если брать великие примеры, мы ведь совершенно не

знаем,радостно илитрудно жили насамом делеИоганнСебастьянБах или

Вольфганг Амадей Моцарт. Моцарт обладаетдля нас трогательной ивызывающей

любовь прелестью раннего совершенства, Бах --возвышающим иутешающим душу

смирением с неизбежностью страданий и смерти как с отчей волей бога, но ведь

узнаеммы это вовсе не из их биографий и дошедших донас фактов их частной

жизни, а только из их творчества, из их музыки. Кроме того, к Баху, зная его

биографию исоздавая себе его образ наосновании егомузыки, мыневольно

присовокупляеми егопосмертнуюсудьбу: всвоемвоображении мыкакбы

заставляемегознатьеще при жизниисулыбкоймолчать, чтовсеего

произведениясразупослеегосмерти были забыты, арукописипогибли на

свалке, что вместонегостал "великим Бахом"ипожинал успех один из его

сыновей,чтозатем,послевозрождения,еготворчествостолкнулосьс

недоразумениями и варварством фельетоннойэпохи и так далее. И точно так же

склонны мы присочинять,примысливать кеще живому, находящемуся в расцвете

здоровья и творческих сил Моцарту осведомленность о том, что он осенен рукой

смерти, предчувствие окруженности смертью. Где налицо какие-то произведения,

там историкпростоне может несоединитьихс жизнью их творцакак две

нерасторжимые половины некоегоживогоцелого. Такпоступаем мы с Моцартом

илиБахом,и такжепоступаем мыс Кнехтом, хотяон принадлежит нашей,

нетворческой посутиэпохеи"произведений" в пониманиитех мастеров не

оставил.

Пытаясь описать жизнь Кнехта, мы тем самым пытаемся как-тоистолковать

ее,иеслидлянас,какисториков,крайне огорчительнопочтиполное

отсутствие действительно достоверных сведений о последней части этойжизни,

то все же мужество для нашейзатеи нампридало какраз то обстоятельство,

что эта последняя часть жизни Кнехта стала легендой. Мы приводим эту легенду

исогласны с ней, даже еслиона-- благочестивыйвымысел. Также, как о

рождении и происхождении Кнехта, мы ничего не знаем и об его конце. Но у нас

нетни малейшего права предполагать, чтоконец этот могбыть случайным. В

построении его жизни, насколько она известна, намвидится ясная градация, и

если в своих предположениях об его концемы охотно присоединяемся к легенде

и доверчиво приводим ее, то поступаемтак потому, что все,очем сообщает

легенда,вполнесоответствует, на нашвзгляд, какпоследняя ступень этой

жизни, еепредыдущимступеням. Признаемся даже,чтоуходэтойжизнив

легенду кажется нам естественным иправильным, ведьне возникаетже у нас

никаких сомнений в том, что светило, ушедшее из нашего поля зрения и для нас

"закатившееся", продолжает существовать.

Назад Дальше