Обычнопоследнийкурсэлитнойшколы
заканчивается в возрасте двадцати двух -- двадцати пяти лет приемом в Орден.
С этого момента в распоряжении бывших элитных учеников находятся все учебные
заведения и исследовательскиеинститутыОрдена,резервированныедляних
элитныевысшиеучилища, библиотеки,архивы,лаборатории итакдалеес
большим штатомучителей, атакже учреждения игры в бисер.Ктов школьные
годы проявляет особые способности к какому-нибудьпредмету, будь тоязыки,
философия, математика илиеще что-либо, того уже на высших ступенях элитной
школыопределяютна курс,которыйдастнаилучшуюпищуегодарованию;
большинствоэтих учениковделаются преподавателями-предметникамиоткрытых
школивысшихучебныхзаведенийи,дажепокинувКасталию,остаются
пожизненно членами Ордена, тоесть строго соблюдают дистанцию между собой и
"нормальными" (получившимиобразование не в элите), не имеют права -- разве
чтовыйдутизОрдена -- становиться"свободными" специалистами: врачами,
адвокатами, техниками и такдалее, и всю жизнь подчиняются правилам Ордена,
в которыесреди прочих входятотсутствиесобственности и безбрачие; народ
полунасмешливо-полупочтительноназываетих"мандаринами".Такнаходит
окончательноесвоеназначениеподавляющеебольшинствобывшихэлитных
учеников. Исовсем небольшое число,цвет касталийских школ,избранныеиз
избранных,посвящаютсебясвободнымисследованиямнеограниченной
длительности,прилежно-созерцательнойдуховнойжизни.Некоторые
высокоодаренные выпускники, из-за нервного характера или по другим причинам,
напримериз-закакого-нибудьфизическогонедостатка,неспособныени
учительствовать, ни занимать ответственные посты в высших или низшихсферах
Педагогическоговедомства,всюжизньпродолжаютчто-либоизучать,
исследовать или коллекционировать на положенииего пенсионеров, ихвклад в
общее дело заключаетсяпреимущественно в ученых трудах. Некоторых назначают
советниками при комиссиях по составлению словарей, при архивах,библиотеках
итак далее;иные пользуются своей ученостью по принципуl'art pour l'art
(Искусстводляискусства (франц.)),многиеизних посвятили жизнь очень
изысканными часто страннымработам -- например,тотLodovicuscrudelis
(ЛюдовикЖестокий(лат.)), чтоценойтридцатилетнеготрудаперевелна
греческий и насанскрит все сохранившиеся древнеегипетские тексты,или тот
странноватый Chattus Calvensis II (ХаттII изКальва (лат.)), чтооставил
четырерукописных фолиантао"латинскомпроизношенииввысшихучебных
заведениях южной Италииконца XIIвека".Труд этот был задуман как первая
часть "Истории латинского произношенияXII -- XVIвеков", но, несмотряна
тысячу рукописных листов,осталсяфрагментомине былникемпродолжен.
Понятно, что надчисто ученымитрудами этого родаподшучивают, определить
фактическую их ценность для будущего наукии для всего народа никак нельзя.
Между тем наука, точно так же, как в прежние времена искусство,нуждается в
некоем просторном пастбище, и порой исследователь какой-нибудь темы, никого,
кроменего,неинтересующей,накапливаетзнания,которыеслужатего
коллегам-современникам таким же ценным подспорьем, как словарь или архив. По
мере возможности ученыетруды типа упомянутых и печатались. Истинным ученым
предоставляли чуть лине полную свободузаниматься своими исследованиями и
играми ине смущались тем, что иные их работы явно неприносилинародуи
обществу никакойпрямойпользы,алюдям неученымдолжныбыликазаться
баловством ироскошеством. Кое надкемиз этих ученыхпосмеивались из-за
характераих исследований, но никогоникогдане осуждали иуж подавно не
лишали никаких привилегий. То, что в народе их уважали, а не только терпели,
хотяходиломножествоанекдотовоних,связано было с жертвой, которой
оплачивали ученые свою духовную свободу. У них было много радостей, они были
скромно обеспеченыпищей, одеждойи жильем, к их услугам были великолепные
библиотеки, коллекции,лаборатории, но зато они нетолько отказывалисьот
многих благ, от брака и семьи, нои жили как монашеская братия, в отрыве от
мирской суеты, не знали ни собственности, ни званий, ни наград и должны были
в материальномотношениидовольствоватьсяочень простой жизнью.Если кто
хотел растратить все отпущенное емувремя на расшифровку одной-единственной
древнейнадписи,емудавалинаэтополнуюсвободуидажеоказывали
содействие;но если он притязал на приятнуюжизнь,на изящную одежду,на
деньги или на звания, он натыкался на непререкаемые запреты, и тот, для кого
эти желаниябыли важны, обычноещевмолодыегоды возвращался в"мир",
делался преподавателем на жалованье, иличастным учителем, или журналистом,
или женился, или искал тем или иным образом жизни на свой вкус.
КогдаИозефКнехт прощалсяс Берольфингеном, провожал его навокзал
учительмузыки. Расставаться сним мальчику былобольно, исердце у него
заныло от чувства одиночества и неуверенности, когда, удалившись, исчезла за
горизонтомсветлаяступенчатаябашнястарогозамка.Многиеученики
отправлялись в это первоепутешествиескудаболее сильными чувствами, в
отчаянии и в слезах. Иозеф сердцем был уже больше там, чем здесь, он перенес
это легко. Да и путешествие было недолгим.
Его определили в эшгольцскую школу. Картинки с видами этой школы он уже
ираньше видел вкабинетесвоего ректора.Эшгольцбылсамым большими
молодым школьным поселкомКасталиисо сплошь новыми постройками, находился
вдали от городови представлял собой небольшое, похожее на деревню селение,
окруженноеподступавшимикнему вплотнуюдеревьями;заними,ровнои
привольнораскинувшись,стоялизданияшколы,онизамыкалипросторный
прямоугольный двор,в центре которого пять стройных, исполинскихдеревьев,
расположенныхкак пятеркана игральнойкости, вздымали ввысь своитемные
стволы.