Когдаделоидет огероях, обэтих действительнообразцовыхлюдях,
интерес киндивидууму, кимени, квнешнемуобликуижестукажется нам
дозволенным иестественным,ибо ив самой совершенной иерархии,всамой
безупречной организации мы видим вовсе не механизм,составленный из мертвых
ив отдельностибезразличных частей,аживое тело, образуемоечастями и
живущее органами, каждыйиз которых,обладая своейсамобытностью исвоей
свободой,участвуетвчудежизни. Стараясьпоэтому раздобыть сведения о
жизни мастера Игры Иозефа Кнехта, в первую очередь все, написанное им самим,
мыполучили в своераспоряжение ряд рукописей, которые, нам кажется, стоит
прочесть.
То, что мы собираемся сообщить о личности и жизни Кнехта, многим членам
Ордена,особеннозанимающимсяИгрой,полностьюилиотчасти,конечно,
известно,и хотя бы по этой причиненаша книга адресована нетолько этому
кругу и надеется найти благосклонных читателей также и вне его.
Для того узкого круга нашей книге не понадобилось бы ни предисловия, ни
комментария. Но,желая сделатьжизнь и сочинениянашегогероя достоянием
читающей публики изапределамиОрдена, мы берем на себя довольно трудную
задачупредпослатькнигеврасчетенаменееподготовленныхчитателей
небольшое популярное введение в суть и в историю игры в бисер. Подчеркиваем,
что предисловие это преследует только популяризаторские цели и совершенно не
претендуетнапрояснениеобсуждаемыхивнутрисамого Орденавопросов,
связанных с проблемамиИгры иее историей. Для объективного освещения этой
темы время еще далеко не пришло.
Пусть не ждут, стало быть, от нас исчерпывающей истории и теории игры в
бисер; дажеболее достойные и искусные,чем мы, авторы сделать это сегодня
не в состоянии. Этазадачаостаетсязаболеепозднимивременами,если
источникии духовные предпосылкидля еерешенияне исчезнут дотоле. И уж
подавно не будет это наше сочинение учебникомигры в бисер, такого учебника
никогда не напишут. Правила этой игры игр нельзя выучить иначе, чем обычным,
предписанным путем,на который уходят годы, да ведь никто изпосвященных и
не заинтересован втом,чтобы правилаэтиможно было выучитьсбольшей
легкостью.
Эти правила, языкзнаков играмматикаИгры, представляют собой некую
разновидностьвысокоразвитоготайногоязыка,вкоторомучаствуют самые
разныенаукииискусства,нопреждевсегоматематикаимузыка(или
музыковедение), и который способен выразить и соотнести содержаниеи выводы
чутьли не всехнаук.Игра в бисер --это,таким образом,игра со всем
содержанием и всеми ценностями нашей культуры,она играет ими примерно так,
какво временарасцвета искусств живописец игралкрасками своейпалитры.
Всем опытом,всеми высокими мыслями ипроизведениями искусства, рожденными
человечеством в его творческие эпохи, всем,что последующие периоды ученого
созерцания свели к понятиям и сделали интеллектуальным достоянием, всей этой
огромноймассойдуховныхценностей умелецИгрыиграет какорганистна
органе, и совершенство этого органа трудно себе представить -- его клавиши и
педалиохватываютвесь духовныйкосмос, его регистрыпочтибесчисленны,
теоретическиигрой наэтом инструментеможно воспроизвестивседуховное
содержание мира.
А клавиши эти, педали и регистры установлены твердо, менять
их число и порядок в попытках усовершенствования можно, собственно, только в
теории: обогащение языка Игры вводом новых значений строжайше контролируется
ее высшим руководством. Затов пределахэтой твердо установленной системы,
или, пользуясь нашейметафорой,в пределахсложной механики этого органа,
отдельному умельцу Игры открыт целыймир возможностей и комбинаций, и чтобы
из тысячи строгопроведенныхпартийхотябыдве походилидруг на друга
больше чем поверхностно --это почти запределами возможного. Даже если бы
когда-нибудьдваигрокаслучайновзяли дляигры вточностиодинаковый
небольшой набор тем, то взависимости от мышления,характера, настроения и
виртуозностиигроков обеэтипартиивыглядели и протекалибы совершенно
по-разному.
В сущности, только от усмотрения историка зависитто, к сколь далекому
прошлому отнесет он начало и предысториюигры вбисер. Ведь,как у всякой
великойидеи,унее,собственно,нетначала,именнокакидеяИгра
существовала всегда. Как идею,догадкуиидеал мы находим еепрообраз во
многих прошедших эпохах, например уПифагора, затем в позднюю пору античной
культуры, вэллинистическо-гностическомкругу,равнымобразом удревних
китайцев, затемопятьна вершинахарабско-мавританской духовной жизни,а
потом след ее предыстории ведет через схоластику и гуманизм к математическим
академиям XVIIиXVIIIвекови дальшекфилософам-романтикамирунам
магических мечтаний Новалиса. Восновевсякогодвижениядуха к идеальной
цели universitas litterarum(совокупность наук (лат.)), всякой платоновской
академии, всякого общения духовной элиты, всякой попытки сближенияточных и
гуманитарных наук,всякой попытки примирения междуискусством и наукой или
между наукой ирелигиейлежала все та же вечная идея,которая воплотилась
длянас в игре вбисер. Такимумам, как Абеляр, какЛейбниц, как Гегель,
несомненно,былазнакомаэтамечта--выразитьдуховныйуниверсум
концентрическимисистемамиисоединитьискусствосмагическойсилой,
свойственной формулировкам точных наук. Вэпоху, когдамузыка и математика
переживаликлассическийпериодпочти одновременно,обедисциплины часто
дружили иоплодотворяли друг друга. Адвумя столетиямираньше,у Николая
Кузанского, мы находим положенияиз этой же сферы, например: "Ум перенимает
форму потенциальности,чтобы всемерить модусомпотенциальности, иформу
абсолютной необходимости, чтобывсе мерить модусом единства и простоты, как
то делаетбог, и форму необходимости связи, чтобы меритьвсе с учетомего
своеобразия, наконец, он перенимает форму детерминированной потенциальности,
чтобымеритьвсевотношениикегосуществованию.Ноуммерити
символически,путем сравнения,кактогда,когда онпользуется числоми
геометрическимифигурамииссылается на них как на подобия".