Я взял трубку и по недавно приобретенной привычке сказал:
– “Саксони Фрэнклин”.
– Это ты, Дерек?
– Да, Майло, это я.
– Я недоволен этой лошадью.
Он говорил со свойственным ему напором и одновременно как бы оправдываясь, что было ему несвойственно.
– Какой лошадью? – спросил я.
– Дазн Роузез, конечно. Какой же еще?
– Да ну!
– Что ты хочешь сказать своим “да ну”? Ты прекрасно знал, что я собирался его сегодня привезти. Эта зараза как в полусне. Я сейчас вызываю ветеринара, чтобы взять анализы мочи и крови. Похоже, эта тварь чем-то накачана.
– Может, ему перед переездом дали транквилизатор?
– Ты же знаешь, что они не имеют права. Если они это сделали, я оторву Николасу Лоудеру голову, и тебе бы следовало мне в этом помочь. Он делает все, что ему заблагорассудится. Одним словом, если мой ветеринар забракует лошадь, она тут же отправляется назад, независимо от того, понравится это Остермайерам или нет. Будет несправедливо по отношению к ним, если я приму испорченный товар.
– Погоди, – пытался я его утихомирить. – А вдруг Николас Лоудер именно этого и хочет от тебя?
– Что? Что ты имеешь в виду?
– Хочет, чтобы ты вернул его.
– Гм.
– К тому же, – продолжал я, – Дазн Роузез является собственностью “Саксони Фрэнклин лимитед”, а не Николаев Лоудера, и если ты считаешь, что аннулировать сделку будет честным по отношению к Остермайерам, то так тому и быть. Однако душеприказчик моего брата будет настаивать на том, чтобы ты отправил лошадь куда угодно, только не назад к Лоудеру.
Последовало молчание. Затем, сдерживая смех, он сказал:
– Ты всегда отличался хитростью и смекалкой.
– Спасибо.
– Однако тебе стоит приехать. Взглянуть на него. Поговорить с ветеринаром. Через сколько ты будешь?
– Через пару часов, а то и больше.
– Да ты что, Дерек?
– “Долог путь до Типперэри”<Первая строчка известной солдатской песни-марша, написанной в 1912 году Типперэри – город в Ирландии>, – продекламировал я. – И ближе не становится.
– Бред какой-то.
– Немудрено.
– Ладно, чем быстрее, тем лучше, – сказал он. – Давай.
С внутренним душевным стоном я положил трубку. Мне совсем не хотелось мчаться сломя голову в Лэмборн, чтобы разбираться с очередной проблемой, какой бы легкой она ни оказалась. Я хотел залечить свои раны.
Позвонив в машину, я услышал гудок, но Брэд, где бы он там ни был, не брал трубку. Тогда я, начиная готовиться к отъезду, первым делом закрыл сейф. Элфи, закончив с упаковкой, разминал спину, его рабочий день подходил к концу. Стоявшая без дела Лили украдкой посмотрела на меня из-под опущенных длинных ресниц. Джейсон зажимал Тину в дверях склада, но она, похоже, не возражала. Чувствовалась атмосфера завершения рабочего дня, ожидания его окончания, угасания деятельности. Это напоминало последний забег в октябрьских скачках.
Попрощавшись и прихватив пластиковый пакет, я спустился во двор к ожидавшему меня Брэду.
– Бумаги нашел? Все в порядке? – спросил я его, садясь рядом на переднее сиденье и складывая костыли на заднее.
– Да, – ответил он.
– Ты отвез их?
– Да.
– Спасибо. Молодец. Давно вернулся?
Он пожал плечами. Я не настаивал. Неважно.
– В Лэмборн, – сказал я, когда мы выехали. – Но по пути еще раз заедем к брату домой кое-что забрать. Хорошо?
Он кивнул и быстро привез меня к дому Гревила, но, не доезжая, притормозил и показал на машину Гревила, все еще стоявшую на обочине улицы.
– Видишь? В нее кто-то лазил.
Он нашел место, где оставить машину, и мы вернулись посмотреть. Наглухо запертый до этого багажник был вскрыт и теперь не закрывался.
– Хорошо, что мы все вытащили оттуда, – сказал я. – Надеюсь, эти вещи еще в моей машине. Он покачал головой.
– У нас дома. Под лестницей. Мама посоветовала так сделать, потому что твоя машина простояла возле вашего дома всю ночь.
А соседство вокруг подозрительное.
– Разумно, – заметил я. Он кивнул.
– Мама знает, что делает.
Он вошел за мной в палисадник Гревила, оставляя калитку открытой.
– Здесь хорошо поработали, – сказал он, доставая из кармана три ключа. – Открыть?
Особо не дожидаясь ответа, Брэд поднялся по ступеням и открыл замки. Еще день – ни прожекторов, ни “собаки”.
Он остался ждать в холле, а я пошел в малую гостиную за пленками. Она по-прежнему являла собой жалкое зрелище, со временем беспорядок не уменьшился. Я сунул почти невесомые кассеты в карман и вышел, думая о том, что уборка была для меня делом далеко не первой срочности. Вот когда лодыжка совсем заживет, может быть, тогда... Когда на все это взглянут страховые агенты, если пожелают.
Я приготовил записку и оставил ее на видном месте – на нижней ступеньке лестницы, где она бросится в глаза любому, кто войдет.
"Уважаемая миссис П. Боюсь, Вас ждут неприятные новости. Не делайте в доме уборку. Позвоните в “Саксони Фрэнклинлимитед”.
Я приписал номер телефона на случай, если она его вдруг забыла, и предупредил Аннет, чтобы та как можно деликатнее отвечала на телефонные звонки. Что еще я мог сделать, чтобы смягчить удар?
Брэд запер входную дверь, и мы отправились в Лэмборн. Он уже достаточно наговорился за сегодняшний день, и мы ехали в привычном молчании, которое нас почти не тяготило, как старых приятелей.
Майло расхаживал по двору, попусту растрачивая энергию. Распахнув дверцу машины с моей стороны, он хмуро посмотрел на Брэда, что было обусловлено, на мой взгляд, его общим настроением, а не какой-то личной неприязнью.
Опершись на костыли, я поднялся, на что он сказал, что пора бы их уже выбросить.
– Успокойся, – ответил я.
– Мне не нужна твоя забота.
– Фил здесь?
Фил – это Фил Эркхарт, ветеринарный врач, Айболит конюшни.
– Нет, – раздраженно буркнул Майло, – но он еще вернется. Эта чертова лошадь не пожелала сдать анализ. И для начала я бы хотел, чтобы ты подтвердил, что это Дазн Роузез. С документами все в порядке, но мне бы хотелось знать наверняка.
Он направился к стойлу в углу двора, и я, последовав за ним, заглянул туда же, куда и он, через нижнюю половину двери.
В стойле находилась упрямившаяся лошадь и красный от злости конюх, державший в руках длинную палку, на конце которой было закреплено кольцо с пластиковым пакетом, похожее на сачок для креветок. В пакете было совершенно пусто.
Я хмыкнул.
– Тебе смешно, – сердито сказал Майло. – Ты не сидел здесь два часа в ожидании, пока эта упрямая тварь пописает.
– Как-то на Сингапурском ипподроме в анализе лошади обнаружили никотин, – сказал я. – Лошадь-то не курила, курил конюх. Устав ждать, он сдал свою мочу на анализ.
– Очень смешно, – сдержанно заметил Майло.
– Иногда на это уходит несколько часов, чего злиться-то?
На словах все было просто, обычный анализ мочи. Его брали у двух лошадей из каждого забега, один, как правило, у победителя. На деле же это означало долгое ожидание, пока лошади не соизволят облегчиться. После двух бесплодных часов вместо этого брали анализ крови, но это было несколько сложнее. Многие теряли терпение, пока лошади не поддавались на уговоры.
– Пойдем, – сказал я. – Он в конце концов все сделает. Это, несомненно, та же лошадь, что бежала в Йорке. Это Дазн Роузез.
Он нехотя поплелся за мной, и мы пришли на кухню, где Майло включил свет и предложил что-нибудь выпить.
– Я бы не отказался от чая, – ответил я.
– Чай? В такое время? Ну что ж, заваривай сам. Он смотрел, как я налил чайник и поставил его кипятить.
– Ты что, совсем теперь не пьешь?
– Нет.
– Слава Богу.
Во дворе послышался шум машины. Подкатив к окну, Фил Эркхарт вбежал на кухню и спросил, есть ли какие-нибудь результаты.