Прочитав ответ на угрюмой физиономии Майло, он рассмеялся.
– Ты думаешь, что лошадь чем-то накачали? – спросил я его.
– Я? Да в общем-то, нет. Трудно сказать. Это Майло так думает.
Маленького роста, с рыжеватыми волосами, лет тридцати, он был представителем третьего поколения семейства ветеринаров и, на мой взгляд, самым лучшим. Я поймал себя на мысли о том, что когда в будущем буду держать лошадей здесь, в Лэмборне, то непременно буду пользоваться его услугами. Странная мысль. За моей спиной будущее само строит свои планы.
– Судя по слухам, нам повезло, что ты еще с нами, – сказал он. – Говорят, свалка была впечатляющей. – Он по-дружески окинул меня профессиональным взглядом. – Но кое-где тебя все-таки заметно поцарапало.
– Это не помешает ему выступать, – сердито вставил Майло.
– В твоем голосе слышится не столько сочувствие, сколько тревога, – с улыбкой сказал Фил.
– Какая тревога?
– С его приходом среди твоих лошадей стало больше победителей.
– Чушь, – отозвался Майло.
Он налил выпить себе и Филу, а я приготовил чай. Фил заверил меня, что, если анализ мочи окажется нормальным, он обеими руками сможет поручиться за Дазн Роузез.
– На нем, возможно, сказываются последствия переутомления в Йорке, – сказал он. – Не исключено, что это для него вполне естественно. С некоторыми лошадьми такое бывает, к тому же мы не знаем, сколько он потерял в весе.
– А что может показать анализ мочи? – спросил я.
Он удивленно поднял брови.
– В данном случае барбитураты.
– В Йорке, – задумчиво сказал я, – один из знакомых Николаев Лоудера расхаживал по ипподрому с ингалятором в кармане, точнее, с кухонным бейстером.
– Владелец лошади? – удивленно спросил Фил.
– Да. Ему принадлежит лошадь, победившая в пятифарлонговом спринте. Он был еще в стойле, когда седлали Дазн Роузез.
Фил нахмурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего. Лишь то, что видел. Я не думаю, что он что-то сделал с этой лошадью. Николас Лоудер не допустил бы этого. Вся его конюшня поставила на нее. Они рассчитывали на ее победу и знали, что в этом случае у нее возьмут анализ. Так что вопрос лишь в том, что можно дать лошади, не рискуя, что ее дисквалифицируют. Что-то при помощи ингалятора непосредственно перед забегом?
– Ничего, что могло бы ее подстегнуть. Их проверяют на все виды допинга.
– А что, если дать ей, скажем, сахар, глюкозу или адреналин?
– У тебя порочные мысли.
– Мне просто интересно.
– Глюкоза придает силу, как и всем спортсменам. Однако на скорость она не повлияет. С адреналином сложнее. Если сделать инъекцию, то это сразу заметно: шерсть вокруг укола встает дыбом. А если непосредственно на слизистую.., что ж, думаю, это возможно.
– И никаких следов. Он кивнул.
– Адреналин так или иначе попадает в кровь лошади, если он возбуждена. Если она стремится к победе. Если она чувствует кнут. И никто не может сказать, в каком количестве. Если возникает подозрение о допинге, необходимо взять анализ крови, когда лошадь находится в загоне, но даже в этом случае трудно доказать, что содержание превышает норму. Уровень адреналина в крови сильно колеблется. Трудно будет доказать даже то, что это как-то повлияло на результат скачек. – Сделав паузу, он серьезно посмотрел на меня. – Ты понимаешь, что, если все так, как ты говоришь, Николас Лоудер был в курсе?
– С трудом верится.
– Отнюдь, если речь велась бы о каком-нибудь мелком, продажном проходимце, – сказал он, – но не о Николасе Лоудере с его известностью и репутацией, которой не стоило бы рисковать.
Я немного подумал.
– Думаю, я мог бы получить результаты анализа мочи, взятого у Дазн Роузез в Йорке. Они всегда оказывают такую любезность владельцам лошадей по их личной просьбе.
В данном случае по просьбе компании моего брата. – Я подумал еще немного. – Когда приятель Николаев Лоудера уронил бейстер. Марта Остермайер вернула ему найденную ею грушу, но потом Харли Остермайер нашел от него трубку и отдал ее мне. Однако она была чистой. Никаких следов жидкости. Никакого адреналина. Так что вполне возможно, что он сделал что-то со своей лошадью, а бейстер просто лежал у него в кармане, и к Дазн Роузез это не имеет никакого отношения.
Они задумались.
– У тебя может возникнуть много проблем из-за безосновательных обвинений, – сказал Фил.
– То же самое говорил мне Николас Лоудер.
– Даже так? Тогда бы я хорошенько подумал, прежде чем это сказать. Это вряд ли прибавит тебе популярности среди любителей скачек.
– Устами младенца... – заметил я, однако он словно повторил мои мысли.
– Да, старик.
– Трубка от бейстера все еще у меня, – сказал я, пожав плечами, – но, видимо, я сделаю то же, что и на скачках, проще говоря, ничего.
– Если анализы Дазн Роузез как в Йорке, так и здесь будут нормальными, так, вероятно, и следует сделать, – согласился Фил, и Майло, несмотря на свою прежнюю воинственность, поддакнул ему.
Донесшийся с погружавшегося в сумерки двора шум возвестил об успешном разрешении мочевой проблемы. Фил вышел на улицу, снял с палки специальный пакет и закрыл его своей пломбой. Он написал и прикрепил к пакету бирку с кличкой лошади, местонахождением, датой, временем и поставил свою подпись.
– Ну вот, – сказал он. – Я ухожу. Счастливо. Загрузив все свое хозяйство с анализом в машину, он без лишней суеты укатил. Мы с Брэдом тоже вскоре отправились вслед за ним, но я решил не ехать домой.
– Ты видел, что творится в Лондоне в доме у Гревила, – объяснил я. – И тот, кто это сделал, дал мне по голове так, что я потерял сознание. Я не хочу оказаться дома в тот момент, когда они нагрянут в Хангерфорд. Так что давай поедем в Ньюбери, и я переночую в гостинице.
Брэд притормозил, и его рот немного приоткрылся.
– Вчера была ровно неделя с тех пор, как ты спас меня от человека с ножом, – продолжал я. – Вчера же кто-то стрелял по машине, в которой я ехал, и убил шофера. Может оказаться, что это был не просто сумасшедший, как ты думаешь. Поэтому прошлую ночь я провел в Свиндоне, а сегодняшнюю собираюсь провести в Ньюбери.
– Да, – с пониманием сказал он.
– Если ты склонен отказаться возить меня, я не стану осуждать тебя.
После небольшой паузы он отважным и решительным тоном сделал заявление:
– Я тебе нужен.
– Да, – откликнулся я. – Пока я не смогу нормально ходить, да.
– Тогда я буду возить тебя.
– Спасибо, – сердечно поблагодарил я, и это прозвучало настолько искренне, что он понял, потому что дважды с чувством кивнул сам себе и даже показался мне довольным.
В гостинице “Чекере” нашелся свободный номер, и я остался там. Брэд на моей машине отправился домой, а я большую часть вечера провел сидя в кресле, пытаясь научиться обращаться с “Чародеем”.
Компьютеры не являлись частью моей повседневной жизни, как для Гревила, и я вовсе не испытывая к ним такой же страсти. Инструкция к “Чародею” была, естественно, рассчитана на людей, сведущих в компьютерах, поэтому, чтобы добиться каких-то результатов, мне понадобилось больше времени, чем предусматривалось.
Было совершенно очевидно, что Гревил активно пользовался этой штуковиной. В ней были три отдельных списка телефонов и адресов, всемирные часы, система ежедневного занесения дат и времени деловых встреч, памятка знаменательных событий, календарь с мигающей текущей датой, устройство с памятью для хранения отдельных сведений.