- Первое настоящее доказательство в пользу отравления. Очень интересно.
- А кто-нибудь испытывал таким образом сердце, заведомо умершего не от отравления? - спросил я.
Лоуэр покачал головой.
- Нет, насколько мне известно. В следующий раз, когда у меня будет труп, я попробую. Вот видите, не будь Престкотт таким себялюбцем, мы могли бы незамедлительно провести сравнение. - Он оглядел кухню. - Думается, нам следует немного прибрать здесь, иначе слуги разбегутся, не успев войти сюда завтра утром.
Он принялся за работу с тряпкой и водой. Локк, я заметил, своей помощи не предложил.
- Ну вот, - сказал он после долгих минут молчания, пока я мыл, он вытирал, а Локк попыхивал своей трубкой. - Если вы позовете смотрителя, мы сможем отнести Грова назад. Но прежде - каково ваше мнение?
- Он умер, - сухо сказал Локк.
- От чего?
- Не думаю, что имеется достаточно фактов для выводов.
- Как всегда, готовы поставить себя под удар ради истины. Кола?
- Исходя из того, что мы пока узнали, я не склонен приписывать его смерть чему-либо, кроме естественных причин.
- А вы, Лоуэр? - спросил Локк.
- Я считаю, нам следует воздержаться от каких-либо суждений, пока мы не узнаем больше фактов.
Настоятельно предупредив, чтобы мы не проговорились о том, чем занимались в этот вечер, смотритель Вудворд выслушал наши легковесные выводы и поблагодарил нас. Его лицо выражало глубокое облегчение - Лоуэр ничего не сказал ему про Шталя, и он, несомненно, считал вопрос исчерпанным.
Глава тринадцатая
В обычае англичан хоронить своих покойников с той же поспешностью, с какой они их вешают. Если бы все шло положенной чередой, доктор Гров уже был бы погребен в аркаде Нового колледжа, но смотритель под каким-то предлогом задержал похороны на полные двое суток. Лоуэр употребил эту отсрочку, чтобы поторапливать Шталя, я же остался совершенно свободен, ибо мистер Бойль отбыл в Лондон, обретший для него особенное обаяние с тех пор, как там поселилась его любимая сестра.
Большую часть дня я провел у моей пациентки за наблюдением результатов моего опыта, еще с порога к своей вящей радости увидев, что и с ней, и с ними все обстоит хорошо. Миссис Бланди не просто проснулась в полном сознании, но даже съела немного жидкой похлебки. Жар спал, моча обрела здоровый вкус горечи, и - что было совсем уж поразительно - в ране появились признаки заживления. Весьма малые, разумеется, но все-таки в первый раз ее состояние не ухудшилось со времени моего последнего визита.
Ликуя, я осиял ее улыбкой торжества и любви, какую врач испытывает к своей послушной пациентке.
- Любезнейшая, - сказал я, когда завершил осмотр, добавил еще мази и сел на колченогую табуретку, - мне кажется, мы еще сумеем вырвать вас из лап смерти. Как вы себя чувствуете?
- Немного получше, спасибо вам и хвала Господу, - сказала она. - А вот за работу, боюсь, пока еще взяться не могу. И это моя главная забота. Доктор Лоуэр и вы были более чем добры и щедры, но нам не прожить, если я не буду зарабатывать деньги.
- Ваша дочь зарабатывает недостаточно?
- Не столько, чтобы мы могли обходиться без долгов. Ей нелегко находить работу, потому что она слывет вспыльчивой и непокорной. И это так несправедливо! Лучше дочери не было ни у одной матери.
- Она несдержанна на слова много более, чем приличествует девушке ее положения.
- Нет, сударь. Она несдержанна на слова много более, чем дозволяют девушке ее положения.
При этих словах в ее слабом голосе появилась вызывающая нота, хотя я не сразу понял, что собственно, она имеет в виду.
- А тут есть разница? - спросил я.
- Сара выросла в обществе бесподобного равенства между мужчинами и женщинами. Вот ей и тяжко смиряться с тем, что есть нечто для нее запретное.
Было трудно сдержать усмешку, но я помнил, что она - моя пациентка и мне следует в меру ей потакать, к тому же я отправился в путешествия, чтобы узнать новое, и я, хотя ничего полезного из этого почерпнуть не мог, был в те дни настолько терпим, что не стал возражать.
- Полагаю, хороший муж научит ее всему, что ей требуется знать об этих предметах, - сказал я. - Если найдется такой.
- Да, найти такого, за которого она согласится выйти, будет нелегко.
Тут я не выдержал и засмеялся вслух.
- Думаю, ей следует дать согласие любому, кто захочет взять ее за себя, ведь так? Она мало что может предложить в обмен.
- Только себя. Но это очень много. Порой мне кажется, что мы растили ее не так, как следовало бы, - ответила она. - Кончилось все иначе, чем мы предполагали. А теперь она совсем одна, и родители ей не помощь, а обуза.
- Так, значит, ваш муж жив?
- Нет, сударь. Но возведенные на него поклепы ложатся и на нее. По вашему лицу я вижу, что вы слышали про него.
- Очень мало, и я научился никогда не верить тому, что слышу, если это хула.
- В таком случае вы редкий человек, - сказала она с глубокой серьезностью. - Нед был самым любящим мужем и самым лучшим отцом и посвятил свою жизнь отстаиванию справедливости в жестоком мире. Но он в могиле, куда скоро сойду и я.
- И у нее совсем ничего нет? И никого, кроме вас?
- Нед был родом из Линкольншира, а я из Кента. Все мои родные умерли, а его разбрелись по свету, когда болота были осушены и их прогнали с их земли, не заплатив ни пенни. Вот у Сары и нет близких. Клевета отняла у нее надежды на будущее, а небольшие деньги, которые она скопила себе на приданое, она потратила на меня, когда я слегла. Когда я умру, она получит от меня только одно - свободу.
- Ну, она сумеет устроиться, - сказал я ободряюще. - Она молода, здорова, а со мной в таком случае вы обойдетесь очень дурно. Как-никак я делаю все, что в моих силах, чтобы спасти вашу жизнь. И не без успеха, должен признаться.
- Наверное, вы очень довольны, что ваше лечение оказалось благотворным. Странно, как сильно я хочу жить.
- Ну, я рад, что угодил вам. Думаю, мы нашли средство несравненной важности. Очень жаль, что, кроме Сары, у вас никого не нашлось. Будь у нас чуть больше времени, мы могли бы подыскать кузнеца. Только подумайте: если бы мы влили вам кровь сильного мужчины, вы бы уже встали с одра. Но, боюсь, дух, содержащийся в женской крови, не поспособствует столь быстрому сращению сломанной кости. Быть может, через неделю-другую мы повторим вливание...
Она улыбнулась и сказала, что согласна на все, чего я от нее потребую. И я ушел в отличнейшем настроении и очень довольный собой.
В переулке я встретил Сару, которая шлепала по грязи с вязанкой дров и хвороста для очага. Даже с ней я поздоровался приветливо, и, к моему удивлению, она ответила мне тем же.
- Твоей матери много лучше, - сказал я ей. - Я просто в восторге.
Она радостно улыбнулась - я впервые увидел на ее лице такое выражение.
- Господь улыбнулся нам и прислал вас, доктор, - ответила она. - Я глубоко вам благодарна.
- Не благодари, - сказал я, тронутый таким ответом. - Это было удивительно интересно. К тому же она, ты понимаешь, еще не вполне здорова. И очень слаба. Слабее, чем ей самой кажется. И думаю, было бы полезно продолжить лечение. Ты должна следить, чтобы она не сделала ничего такого, что могло бы ему помешать. Подозреваю, это трудная задача.
- Да уж. Она не привыкла к безделию.
Хотя наступила оттепель и страна мало-помалу освобождалась от долгого мрака зимы, стоило подняться ветру, как холод снова становился невыносимым, и я дрожал от его пронизывающих ударов.
- Мне надо поговорить с тобой обо всем этом, - сказал я. - Не можем ли мы куда-нибудь зайти?
Она сказала, что за углом есть питейное заведение, где топят очаг, и я могу пойти туда.