С позапрошлого года появился в хате еще один постоянный жилец: Егор Иванович принес из туристского приюта рыжего котенка, бог весть как попавшего туда. Он вырос в большого кота, прозвали его Рыжим, уж очень яркая сделалась на нем шерсть - густая, чистая и в каких-то нарядных полосочках. Кот неделями оставался в одиночестве, сам себя кормил, пропадая в лесу, но не дичал - наоборот, очень скучал без людей; поэтому стоило хозяину появиться на тропе еще в полкилометре, а то и дальше от дома, как, откуда ни возьмись, прибегал Рыжий и с отчаянным мяуканьем бросался ему под ноги. Кот и Самура не боялся. Когда тот однажды хотел было придавить Рыжего лапой, последовала такая дикая сцена с выгибанием спины, поднятием шерсти и окаянным шипением, что Самур счел за благо послушаться совета хозяина и оставил Рыжего в покое. С той поры Самур делал вид, что не замечает Рыжего, и серьезных стычек больше не было. Когда кот бросался к хозяину, Шестипалый благоразумно отворачивался. И правильно делал.
Саша делил свою любовь между Самуром и Рыжим, втайне отдавая предпочтение собаке. А они оба любили молодого Молчанова самозабвенно. Стоило только Саше выйти за ограду, как оба увязывались за юношей и не отставали, как бы далеко ни забрался он. Но рядом, а тем более гуськом идти они, конечно, не могли по той причине, что ни овчар, ни кот не хотел оставаться последним. Поэтому, когда Саша шел по тропе, Рыжий прыгал между кустов, появляясь лишь на мгновение, вроде бы нечаянно терся мягким боком о брюки молодого хозяина и вновь мчался вперед и в сторону. Самур же степенно шагал сразу за Сашей и делал вид, что выкрутасы Рыжего его нисколько не интересуют.
Бродили они больше по горе, в каштановом лесу Темплеухи: уж очень там интересные находились места.
Ходил Саша по каштановым рощам, дивился толщине и высоте деревьев, которые иной раз и троим не обхватить, видел, как цветут они, и весь лес тогда молодеет, украшенный сверху донизу невестиным нарядом из бледно-салатных соцветий. Видел и осыпь самих каштанов осенью, когда нет вершка земли без колючих оболочек и без коричневых половинок плодов. Несметное множество падало их, устилая землю. Набивались в ямках, скатывались в ручьи, плыли по реке, выплескивались на отмели. Кругом каштаны. Все зверье спускалось тогда с высот на склоны: медведи, олени, туры, кабаны, серны. И всем хватало. По ночам хрустели под копытами ветки, слышалось чавканье, сопение, короткие вопли при схватках. Пир горой - таков этот осенний лес, кормилец многих и многих зверей.
Но странное дело! Чувство труднообъяснимой жалости охватывало Александра, когда он надолго оставался в каштаннике. Какой-то похоронный лес, мрачный, невеселый. Стоят гиганты нахохлившись, застилая небо. Чистая подстилка под ногами, тень, сырость, редко-редко где торчит тонкая, замученная осина или молодой граб. И лежат в полумраке чащи поверженные временем столетние великаны. Рухнули, разломились на куски, выставили напоказ свою красную древесину, и ничего с ними не может поделать всемогущее тление: как железо, крепка древесина. Похоже, что с годами еще крепче становится, словно дуб мореный.
Но тем не менее время берет свое: падают, падают каштаны от старости. Весь склон захламлен. Где рухнет старик, там и просвет в небе, солнечное пятно в лесу.
Как-то, вернувшись в избушку, он спросил у отца:
- Ты вот лес знаешь, скажи, что будет на Темплеухе лет через сто?
Перестал Егор Иванович чистить свой карабин и очень сосредоточенно посмотрел на сына. Ответил коротко:
- Осина.
- Почему осина?
- Если бы я знал!
- А ученые-лесоводы знают?
- Они тоже разводят руками. Это беда, Александр. Каштан стареет, а молодой растет лишь там, где его руками посадят, на чистом месте.
- Но старый-то сам вырос? Или его тоже руками сажали?
- Как сказать...
- Кто же всю Темплеуху мог обсадить, соседний хребет тоже, все горы, все склоны в долинах!
- Народ тут испокон веков живет. Вырубали, сводили лес на топливо, на жилье, а взамен, может, и сажали. Видал среди леса могильники?
- Дольмены? Так они ближе к Камышкам.
- Не о них речь - о могильниках. Приглядись: в каштаннике лежат кучи камней, некоторые из них обтесаны. И обязательно у корня старых деревьев. Черкесы своих так хоронили. Завалят могилу камнями - и дерево тут же посадят. Не все деревья, конечно, на покойниках, но есть и такие, это уж точно.
5
Как он раньше не замечал и проходил мимо! Думал, просто груда камней, поросших черно-зеленым мохом. А это, оказывается, рукотворные памятники. Еще одна загадка леса.
Он стал присматриваться.
Есть могильники квадратные, есть круглые. Сверху обязательно два-три обтесанных камня-надгробия. Рядышком, а то и в центре растет древний великан - каштановое дерево. Похоже, что их высаживали в память о погибшем, потому что таким деревьям не меньше ста лет.
Саша обходил лес, присматриваясь к каждой неровности почвы. Не просто лес. Исторический. А однажды под вечер вышел он к небольшому ручью, напился хорошей, чистой воды и подивился, как удачно природа провела этот ручей: поставила в русло три громадных камня, за ними получилось озерцо, а из него струя падает вниз метра на полтора. Маленький, звонкий водопад среди зеленого сумрака заросшего до ушей распадка.
Он сел на старую колоду и носком ботинка стал машинально ковырять крупный песок и податливую землю. Что-то хрустнуло. Сланец? Саша озадаченно поднял брови: уж очень цветистый осколок. Пригляделся и даже свистнул от удивления. Не камень держал он в руках, а самый настоящий обломок кувшина коричневато-рыхлый с одной стороны и глянцево-голубой с другой.
Самур удивленно наклонил голову, когда его молодой хозяин вдруг опустился на колени и начал быстро разгребать лесную подстилку. Овчару это понравилось, он подошел ближе и тоже начал копать передними лапами, как это делал, когда отрывал мышей.
- Пусти, Самур, не мешай! - прикрикнул Саша. Вооружившись суковатой палкой, он все глубже ковырял влажную красноватую землю, пахнущую грибами и тлением. Попался еще осколок, сразу два. Потом большой, с ручкой. И, наконец, почти целое горло кувшина.
Вот это здорово!
Значит, в ручей ходили за водой. Значит, близко отсюда находилось селение горцев и все эти могильники, все каштаны выросли на окраине аула, а может быть, и в самом ауле, от которого не осталось даже следа.
Когда Саша вернулся, отец колол дрова у хаты.
- Смотри, что я нашел! - Саша высыпал у колоды с десяток отмытых черепков. - Это у ручья, в земле. Похоже на кувшин, с каким за водой в старину ходили. Знаешь, такой высокий, на плече девушки носили.
Егор Иванович прошел в самый угол двора и оттуда ногой подкатил к Саше еще одну находку.
- С тех же времен, - сказал он, указывая на ржавое, пустотелое ядро с аккуратным отверстием для запала. Оно было размером чуть побольше резинового мячика для девчоночьих игр, сантиметров десять в диаметре - грозное пушечное ядро середины прошлого века.
- А что в нем было? - Саша уже вертел ржавую находку в руках.
- Порох или зажигательная смесь. Выстреливали из пушки, ядро падало, фитиль у него дымился, оно вертелось, а потом взрывалось. А это почему-то не разорвалось. Я его в лесу подобрал еще в прошлом году, что ли, ну и принес. Для интереса.
- Значит, вот тут война была? У реки?
- А где ее не было! Сколько люди живут, столько и воюют. Будто места для всех не хватает.
- Вот интересно! - Саша оставил без внимания философскую фразу отца и опять вернулся к своим черепкам.
Он уселся и начал складывать их один к другому. Получился довольно цельный верх большого кувшина с узким горлом и ручкой сбоку.