"Вертер! - обратилась она ко мне.-Иподумать,чтотакойженщине
суждено было умереть! Господи, откуда берутся силы видеть, как от нас уносят
самое дорогое, что есть в жизни, и только дети по-настоящемуостроощущают
это, недаром они долго еще жаловались, что черные люди унесли их маму!"
Она поднялась, а я, взволнованный и потрясенный, не двигался с местаи
держал ее руку. "Пойдемте! - сказала она. - Пора!" Она хотелаотнятьруку,
но я крепче сжал ее. "Мы свидимся другсдругом!-воскликнуля.-Мы
найдем, мы узнаем друг друга в любом облике! Я ухожу, ухожудобровольно,-
продолжал я, - и все же, если бы мне надо было сказать: "навеки", у меняне
хватило бы сил. Прощай, Лотта! Прощай, Альберт! Мы еще свидимся!" - "Завтра,
надо полагать", - шутя заметила она. Что я почувствовал отэтого"завтра"!
Увы! Знала бы она, отнимая свою руку... Они пошли по аллее,залитойлунным
светом, я стоял и смотрел им вслед,потомбросилсянатраву,наплакался
вволю, вскочил, выбежал на край террасы иувиделеще,каквнизувтени
высоких лип мелькнуло у калитки ее белое платье;япротянулруки,ионо
исчезло.
КНИГА ВТОРАЯ
20 октября 1771 г.
Вчера мы прибыли сюда. Посланник нездоров и поэтому несколькоднейне
выйдет из дому. Все бы ничего, будь он покладистее.Ячувствую,чувствую,
что судьба готовит мне суровые испытания. Но не будем унывать! При беспечном
нраве все легко! Беспечный нрав? Даже смешно, как из-подмоегоперавышли
эти слова. Ах, немножко больше беспечности, иябылбысчастливейшимиз
смертных. Что же это, в самом деле?Другиевневозмутимомсамодовольстве
кичатся передо мной своими ничтожными силенками и талантами, а яотчаиваюсь
в своих силах и дарованиях? Боже всеблагий, оделивший меня так щедро, почему
неудержалтыполовинуинедалмневзаменсамоуверенностии
невзыскательности?
Ничего, ничего, все наладится. Ты совершенно прав, мой милый. С тех пор
как я целые дни провожу на людях и вижу их делишки и повадки, я стал гораздо
снисходительнее к себе. Раз уж мы так созданы, что все примеряемксебеи
себя ко всему, - значит, радость и горе зависят от того, что нас окружает, и
ничегонетопаснееодиночества.Воображениенаше,поприродесвоей
стремящеесяподнятьсянадмиром,вскормленноефантастическимиобразами
поэзии, рисует себе ряд людей, стоящих неизмеримо вышенас,ивсе,кроме
нас, кажется нам необыкновенным, всякий другойчеловекпредставляетсянам
совершенством. И это вполне естественно. Мы на каждомшагучувствуем,как
много нам недостает, и часто видим у другого человека то, чего лишенысами,
приписываяемусвоисобственныекачества,снесокрушимымдушевным
спокойствием в придачу. И вот счастливое порождение нашейфантазииготово.
Зато когда мы неуверенно икропотливо,струдомпробиваемсявперед,то
нередко обнаруживаем, что, спотыкаясь и плутая,мызабралисьдальше,чем
другие, плывя на всех парусах,итут,поравнявшисьсдругимиилидаже
опередив их, испытываем чувство подлинного самоутверждения.
Зато когда мы неуверенно икропотливо,струдомпробиваемсявперед,то
нередко обнаруживаем, что, спотыкаясь и плутая,мызабралисьдальше,чем
другие, плывя на всех парусах,итут,поравнявшисьсдругимиилидаже
опередив их, испытываем чувство подлинного самоутверждения.
26 ноября
Яначинаюкое-какосваиватьсяздесь.Самоеглавное,чтодела
достаточно; а кроме того,меняразвлекаетпестроезрелищеразнообразных
людей, новых, разнородных типов. Я познакомился с графом К. и чтонидень,
то все сильнее почитаю его: это большой, светлый ум, но отнюдь не засушенный
обширнымипознаниями;вегообхождениичувствуетсястольколаскового
дружелюбия! У меня было к нему деловое поручение, и он сразу принялвомне
участие, с первых же слов увидев, что мы понимаем другдругаичтонес
каждым можно так говорить, как со мной. Я, со своей стороны, глубокотронут
его приветливым и простым обращением. Право же, самая лучшая,самаячистая
радость на свете - слушать откровенные излияния большой души.
24 декабря
Посланник сильно досаждает мне; яэтогоожидал.Такогопедантичного
дурака еще не видел мир. Все он делает строгопопорядку,придирчив,как
старая дева, и вечно недоволен собой, а потому и на него ничем не угодишь. У
меня работа спорится, и пишу я сразу набело. А онспособенвозвратитьмне
бумагу и сказать: "Недурно, но просмотрите-ка еще раз, - всегда можнонайти
более удачное выражение и более правильныйоборот".Тутужяприхожув
бешенство. Ни одного"и",ниодногосоюзаонтебенеуступитияро
ополчается против инверсий, которые нет-нет да проскользнутуменя.Фразу
ему надо строить на строго определенный лад, иначе он ничего не поймет. Горе
иметь дело с таким человеком! Единственное мое утешение-дружба графаК.На
днях он вполне откровенно высказал мне свое недовольствомедлительностьюи
педантством моего посланника. "Такие людитолькоосложняютжизньсебеи
другим. Но ничего не поделаешь, - добавил он.-Приходитсямириться,как
путешественнику, которому надо перевалить через гору: не будьгоры,дорога
была бы много удобнее и короче, но раз она есть, необходимо одолеть ее!"
Старик мой чует, что граф оказывает мне предпочтение перед ним,иэто
его злит; он пользуется любым случаем дурно отозваться при мне ографе:я,
разумеется, не даю ему спуску, отчего положение только осложняется. Вчерая
окончательно возмутился, потому что он попутно затронул и менясамого.Для
светского обихода граф, мол, вполне на месте:иработаетслегкостью,и
пером владеет бойко, но с глубокой ученостью он неотличается,какивсе
литераторы. Выражение еголицаприэтомясноговорило:"Ловкоятебя
поддел?" Но меня это ничуть не тронуло; я презираю людей, которые могуттак
думать и так себя вести. Я дал ему довольно резкий отпор, сказав,чтограф
заслуживает всяческогоуважениякакпосвоемухарактеру,такисвоим
познаниям.