Она не стала слушатьегомольбы,тогдаонрешил
овладеть ею силой; он сам не помнит, что с ним сталось, и призываетбогав
свидетели, что намерения его всегда были честные и ничего он такнежелал,
как обвенчаться с ней и прожить вместе весь век.Рассказавэто,онвдруг
стал запинаться, как будтохотелсказатьещечто-тоибоялсяговорить
начистоту; наконец он мне поведал, все еще смущаясь, что онаразрешалаему
кое-какие вольности и допускала между ними некоторуюблизость.Онпрервал
себя два-три раза и снова клялся и божился,чтововсенехочет,какон
выразился, очернить ее, он любит и уважает еепо-прежнему,итакиеслова
никогда не сошли бы у него с языка, если бы он не хотел мне доказать, что не
совсем уж он выродок и сумасшедший. И тут, любезныйдруг,яопятьзавожу
свою старую песню, которую не устану твердить. Если бы я мог изобразить тебе
этого парня таким, как он стоял передо мной, каким стоит до сих пор! Если бы
я мог найти настоящие слова, чтобы ты почувствовал, как трогает, какдолжна
трогать меня его участь! Но довольно обэтом!Тызнаешьмоюсобственную
участь, знаешь меня самого и потому без трудапоймешь,чтоименновлечет
меня ко всем несчастным, а к этому в особенности.
Перечитывая письмо, я заметил, что забыл досказать конец моейистории;
впрочем, он и так ясен. Хозяйка стала сопротивляться. На помощь подоспелее
брат, а тот давно уже выживал моего знакомца, боясь, как бы из-за вторичного
замужества сестры от его детей не ускользнуло богатое наследство, на которое
они рассчитывают, потому что сама она бездетна; братец прямо вытолкал его из
дома и так раззвонил об этом повсюду, что хозяйка, если быизахотела,не
могла бы взять его обратно. Теперь она наняла нового работника;из-занего
она, говорят, тоже ссорится с братом, и все в один голоствердят,чтоона
решила выйти за него, - этого уж, сказал мой знакомец, он никак не потерпит.
Все, что я тебе рассказываю, ничутьнепреувеличеноинесмягчено,
наоборот, по-моему, я ослабил, очень ослабил и огрубил рассказ,потомучто
излагал его языком общепринятой морали.
Значит,такаялюбовь,такаяверность,такаястрастьвовсене
поэтический вымысел; она живет, она существует внетронутойчистотесреди
того класса людей, которых мы называем необразованными и грубыми.Амыот
нашей образованности потеряли образчеловеческий!Прошутебя,читаймой
рассказ с благоговением! Я сегодня весь как-топритих,записываяего;ты
видишь по письму, что я не черкаю и не мараю,какобычно.Читай,дорогой
мой, и думай, что такова же история твоего друга! Да, так было итакбудет
со мной, а у меня и вполовину нетмужестваирешительноститогобедного
горемыки, с которым я даже не смею себя равнять.
5 сентября
Она написала своему мужу записочкувдеревню,гдеоннаходитсяпо
делам. Записка начиналась: "Дорогой, любимый, возвращайся как можноскорее!
Жду тебя с несказаннойрадостью".
Туткакразявилсяодинприятельи
сообщил, что по некоторым причинам мужупридетсязадержаться.Запискане
была отослана, а вечером попала мне в руки. Я прочелееиулыбнулся;она
спросила, чему я улыбаюсь. "Воображение - поистине дар богов! - вскричаля.
- Я на миг вообразил, будто это написано мне".Онапрерваларазговор,он
явно был ей неприятен, я замолчал тоже.
6 сентября
Долго я не решался сбросить тот простой синий фрак, в которомтанцевал
с Лоттой; но под конец он стал совсем неприличным. Тогдаязаказалновый,
такой же точно, с такими же отворотами и обшлагами, и кнемуопятьжелтые
панталоны и жилет.
Все же он не так мне приятен. Не знаю...можетбыть,современемя
полюблю и его.
12 сентября
Она уезжала на несколько дней за Альбертом. Сегодня явошелкнейв
комнату; она поднялась мне навстречу, и я с невыразимойрадостьюпоцеловал
ее руку. С зеркала вспорхнула и села к ней на плечо канарейка. "Новыйдруг!
- сказала она и приманила птичку к себе на руку. -Якупилаеедлямоих
малышей. Посмотрите, какаяпрелесть!Когдаядаюейхлеба,онамашет
крылышками и премило клюет. И целует меня, смотрите!" Она подставилаптичке
губы, и та прильнула так нежно к милым устам,словноощущалавсюполноту
счастья, которое было ей дано.
"Пусть поцелует и вас", - сказала она и протянула мне канарейку. Клювик
проделал путь от ее губ к моим, икогдаонщипнулих,наменяповеяло
предчувствием сладостного упоения.
"В ее поцелуе есть доля алчности, - заметил я. - Она ищет пропитания, и
пустая ласка не удовлетворяет ее".
"Она ест у меня изо рта", - сказалаЛоттаипротянулаейнесколько
крошек, зажав их между губами, на которыхсиялаулыбканевинно-участливой
любви. Я отвернулся. Зачем она это делает? Зачем раздражает моевоображение
картинами неземной чистоты и радости, зачембудитмоесердцеотсна,в
который погружает его порой равнодушие к жизни? Впрочем, что я? Она такмне
верит! Она знает, как я люблю ее!
15 сентября
Меня бесит, Вильгельм, когда я вижу людей, не умеющих ценитьиберечь
то, что еще есть хорошего на земле. Ты, конечно, помнишьореховыедеревья,
под которыми мы сидели с Лоттой уславногош-скогопастора,великолепные
ореховые деревья, всегда доставлявшие мне истинное наслаждение.Какойуют,
какую прохладу давали они пасторской усадьбе, какие онибыливетвистые!И
сколькоснимисвязановоспоминанийопочтенныхсвященнослужителях,
посадивших их в давно минувшие годы! Школьный учитель слышал от своегодеда
имя одного из них и не раз его поминал: прекрасный, говорят, был человек,и
я свято чтил его память под сенью этих деревьев.Поверишьли,учительсо
слезами на глазах говорил вчера о том, что их срубили.