Я
мудрствую над своими страданиями; если бы я не обуздывал себя, сравнениями
сопоставлениям не было бы конца.
24 ноября
Она чувствует, как я страдаю. Сегодня взгляд ее проникмнеглубоков
сердце. Я застал ее одну; я не говорил ни слова, а она смотрела на меня. И я
видел уже не пленительную красотуее,несияниесветлогоума;всеэто
исчезлодляменя.Ябылзавороженкудаболеепрекраснымвзглядом,
исполненным сердечного участия, нежнейшего сострадания.Почемунельзямне
было упасть к ее ногам? Почему нельзя было броситься ей нашеюиответить
градом поцелуев? Она нашла себе прибежище у фортепьяно изаиграла,напевая
нежным голосом, тихим, как вздох. Никогда еще небылитакпленительныее
губы,казалось,они,приоткрываясь,жадновпитываютсладостныезвуки
инструмента, и лишь нежнейший отголосок слетает с этих чистых уст. Ах, разве
можно выразить его! Я не устоял; склонившись,даляклятву:"Никогдане
дерзну я поцеловать вас, уста, осененныенебеснымидухами!"Ивсеже...
понимаешь ты, передо мной точно какая-то грань... Мне надо ее перешагнуть...
вкусить блаженство... а потом, после падения, искупить грех! Полно, грех ли?
26 ноября
Порой я говорю себе: "Твоя участьбеспримерна!"-иназываюдругих
счастливцами. Еще никто не терпел таких мучений! Потомначнучитатьпоэта
древности, и мне чудится, будто я заглядываю всобственноесердце.Какя
страдаю! Ах, неужто люди бывали так же несчастливы до меня?
30 ноября
Нет, нет, мне не суждено прийти в себя. На каждом шагу я сталкиваюсьс
явлениями, которые выводят меня из равновесия. И сегодня! О, рок! О, люди!
Я шел по берегу; время было обеденное, но есть мне не хотелось.Кругом
ни души, сырой вечерний ветер дул с гор, и серые дождевые тучизаволакивали
долину.Издалеказавиделячеловекавпоношенномзеленомплатье:он
карабкался по скалам и, должно быть, искал целебные травы. Когдаяподошел
ближе и он обернулся на шум моих шагов, я увидел выразительное,открытоеи
простодушное лицо, главную черту которого составляла покорная печаль; черные
волосы его были заколоты в две букли, а сзади заплетенывтолстуюкосицу,
свисавшую на спину. Судя по одежде, это былчеловекнизкогозвания,ия
решил, что он не обидится, еслияпоинтересуюсьегозанятием,апотому
спросил его, что он ищет. "Я ищу цветы, - отвечал он с глубокимвздохом.-
Только нет ихнигде".-"Да,времягоданеподходящее",-заметиля,
улыбнувшись. "Их много, всяких цветов, - сказал он, спускаясь комне.-У
меня в саду цветут розы и жимолость двух сортов; одну подарил мне отец,она
растет, как сорная трава; второй день ищу ее и не могу найти.Тутнаволе
всегда водятся цветы: желтые, голубые, красные, а у полевой гвоздичкитакие
красивые цветики. Только вот найти ниодногонемогу".
Только вот найти ниодногонемогу".Япочуялчто-то
неладное и спросил осторожно: "А на что вам цветы?" Лицоегопередернулось
странной, судорожной усмешкой. "Смотрите, только не Выдайте меня,-сказал
он, прикладывая палец к губам.-Яобещалбукетмоеймилой".-"Дело
хорошее", - заметил я. "Ну, у нее и без того всегомного,онабогата",-
пояснил он. "И все-таки ей дорогвашбукет!"-подхватиля."Унееи
драгоценные каменья, и корона есть", - продолжал он. "Как жееезовут?"-
"Вот если бы генеральные штаты заплатили мне, - перебил он,-ябызажил
по-другому. Да, были и у меня хорошие времена!Атеперьчтоя?Пропащий
человек? Теперь мне..." Поднятый к небесам увлажненный взгляд был достаточно
красноречив. "Значит, прежде выбылисчастливы?"-спросиля."Лучшего
счастья мне не надо! - ответил он. - Я жил,какрыбавводе,привольно,
весело, легко!"
На дороге показалась старуха. "Генрих! - крикнула она. - Генрих, где ты
запропастился? Мы тебя ищем, ищем! Иди обедать!" - "Это ваш сын?" -спросил
я, подходя к ней. "Да, батюшка, мой горемычный сын! - ответила она. - Тяжкий
крест послал мне господь". - "Давно он такой?" -спросиля."Такойонс
полгода. Слава богу, стал тихим, а то год буйным был: его держалисвязанным
в сумасшедшем доме; теперь он никому зла непричиняет-всетолкуетпро
королей да государей. А какой былхороший,скромныйчеловек.Онкрасиво
писал, бумаги переписывал и мне помогал кормиться;потомвдругзагрустил,
заболел горячкой, впал в буйство, а теперь, видите, какойстал...Зналиб
вы, батюшка..." Я остановил поток ее красноречия вопросом: "А чтоэтобыли
за времена, когда он, по его словам, жил так счастливо и привольно?" -"Вот
глупенький-то! - воскликнула она с жалостливой улыбкой. - Это онхвалитте
времена, когда был без памяти, сидел в сумасшедшем доме и себянепомнил".
Ее слова меня как громом поразили, я сунул ей монету и поспешил уйти.
"Вот когдатыбылсчастлив,-воскликнуля,торопливошагаяпо
направлению к городу, - вот когда жилпривольно,какрыбавводе!Боже
правый! Неужто ты судилсчастьетольконевошедшимвразумиливновь
утратившим его! Бедняга, а как я-тозавидуютвоемубезумиюигибельному
помрачению чувств! Ты бродишь зимой с надеждой нарвать букет твоей королеве!
И горюешь, что не нашел цветов, и не понимаешь, почему ты их не нашел. - А я
- я брожу без надежды и без цели и ни с чем возвращаюсь домой. Тымечтаешь,
как бы ты зажил, если бы генеральные штаты заплатили тебе. Счастлив ты,что
можешь приписать свое злосчастьеземнымпрепонам!Тынечувствуешь,не
понимаешь, что в твоем сокрушенном сердце, в твоем смятенном уме-причина
всех горестей, и ни один король на свете не поможет тебе.
Будь проклят тот,ктопосмеетсянадстрадальцем,устремляющимсяк
отдаленномуисточнику,которыйлишьусугубитегоболезньисделает
мучительнеепоследниечасы;будьпрокляттот,ктовозгордитсяперед
несчастным, совершающим паломничество ко гробу господню, чтобыспастисьот
угрызений совести и утишить сердечную скорбь! Каждый шаг, который ранит ноги
на непроторенной тропе, способен пролить каплю утешения в измученную душу, и
после каждого трудного дня пути куда легче спитсяночью.