Онихолоднопоздоровалисьи
принялись в смущении шагать взадивпередпокомнате.Вертерпопытался
завестинезначительныйразговор,нобезуспешно.Альбертсделалтуже
попытку, затем спросил жену о каких-то поручениях и, услышав, что они еще не
выполнены, ответил ей, как показалось Вертеру, холодно и даже резко.Вертер
хотел уйти и не решался, мешкал до восьми часов, меж тем какегодосадаи
злоба все возрастали; наконец, когда был накрыт ужин, он взялся за тростьи
шляпу. Альбертпригласилегоостаться,ноонусмотрелвэтомпустую
любезность, холодно поблагодарил и удалился.
Вернувшись домой, он взял свечу из рук слуги, которыйхотелпосветить
ему, один вошел в комнату и громкозарыдал;потомгневноговорилсамс
собой, метался из угла в угол и, наконец, бросился одетый на кровать, гдеи
нашел его слуга, когда около одиннадцатиотважилсявойтииспросить,не
снять ли с барина сапоги. На это он согласился, нозапретилслугевходить
завтра в комнату, пока он не позовет.
Утром в понедельник, 21 декабря он написал Лотте нижеследующееписьмо,
после его смертинайденноезапечатаннымунегонаписьменномстолеи
врученноеей;онописалосьсперерывами,чтоявствуетизсамих
обстоятельств, и я тоже помещаю его здесь по частям.
"Лотта, все решено, я должен умереть и пишу тебе об этом спокойно,без
романтической экзальтации, в утро того дня, когда последний раз увижутебя.
В то время как ты, любимая, будешь читать эти строки,холоднаямогилауже
укроет бренные останки мятущегося мученика, которому впоследниемгновения
жизни нет большей отрады, как беседовать с тобой. Я провел страшную и,увы,
благодетельную ночь. За этуночьокреплоиопределилосьмоерешение-
умереть! Вчера, когда я оторвался от тебя, все чувства моибыливозмущены,
все разом прихлынулоксердцу,иотбезнадежного,безрадостногомоего
прозябания подле тебя на меня повеяло смертным холодом! Я едвадобралсядо
своей комнаты, не помня себя бросился на колени, и ты, о боже,даровалмне
последнюю усладу горчайших слез! Тысячи намерений, тысячи надежд теснились в
душе, но под конец прочно и безраздельно утвердилась последняя, единственная
мысль: я должен умереть! Я лег спать, а сегодня утромвясномспокойствии
пробуждения та же мысль твердо ипрочноживетвмоемсердце:ядолжен
умереть! Это вовсе не отчаяние, это уверенность,чтоявыстрадалсвоеи
жертвую собой ради тебя. Да, Лотта, кчемускрывать?Одинизнастроих
должен уйти, и уйду я! О любимая, моерастерзанноесердценеразязвила
жестокая мысль - убить твоего мужа!.. Тебя!.. Себя!.. Дабудеттак!Когда
ясным летним вечером ты взойдешь на гору, вспомни тогда обо мне, о том,как
часто поднимался я вверх по долине, а потомвзглянинакладбище,намою
могилку, где ветер в лучах заката колышет высокую траву...Ябылспокоен,
когда начал писать, а теперь все так живо встает передомной,ияплачу,
точно дитя.
..Ябылспокоен,
когда начал писать, а теперь все так живо встает передомной,ияплачу,
точно дитя..."
Часов около десяти Вертер кликнул слугу и, пока одевался,сказалему,
что намерен на днях уехать: а потому надо вычистить платье и приготовить все
вдорогу;крометого,приказалзатребоватьотовсюдусчета,собрать
одолженные им книги, а беднякам, которымоноказывалпомощьеженедельно,
раздать пособие на два месяца вперед.
Он велел принести обед к себе в комнату и прямо из-за столаотправился
к амтману, но не застал его дома. Задумчиво бродил он по саду, словнохотел
на прощание взвалить на себя весь груз горьких воспоминаний.
Дети вскоре нарушили его одиночество, они бегали за ним, висли нанем,
рассказывали наперебой: когда пройдет завтра,ипослезавтра,иещеодин
день, тогда они поедут к Лотте на елкуиполучатподарки;приэтомони
расписывали всяческие чудеса, какие им сулило их нехитрое воображение.
- Завтра! Ипослезавтра,иещеодиндень!-вскричалон,нежно
расцеловал их всех и хотел уйти,нотутсамыймладшийпотянулсячто-то
сказать ему на ушко и выдал емутайну:старшиебратьянаписаликрасивые
новогодние поздравления - вот такиебольшущие!Однодляпапы,однодля
Альберта и Лотты, и для господина Вертера тоже написали;ипреподнесутих
утром на Новый год. Это было выше его сил,онсунулкаждомупомонетке,
передал поклон отцу, вскочил на лошадь и, едва удерживая слезы, уехал.
Околопятичасовонвозвратилсядомойиприказалгорничной
позаботиться, чтобы камин топился до ночи. Слуге он велелуложитьвсамый
низ сундука книги и белье, а платье зашить. Послеэтогоон,должнобыть,
написал следующие строки своего последнего письма к Лотте.
"Ты не ожидаешь меня! Ты думаешь, я послушаюсь и не увижусь с тобойдо
сочельника! Нет, Лотта! Сегодня или никогда. В сочельник ты,дрожа,будешь
держать в руках это письмо и оросишьегосвоимибесценнымислезами.Так
надо, так будет! О, как покойно мне оттого, что я решился!"
С Лоттой между темпроисходилочто-тостранное.Послеразговорас
Вертером она почувствовала, как тяжело будет ей с ним расстатьсяикакон
будет страдать, покидая ее.
ПриАльбертеонавскользьупомянула,чтоВертернепридетдо
сочельника, и Альберт отправился верхом по соседству кодномудолжностному
лицу, с которым у него были дела, и собирался там заночевать.
И вот она сидела одна, никого из братьев и сестер не былосней,она
сидела в тихой задумчивости, размышляя о своем положении. Она навеки связана
с человеком, чью любовь и верность она знает, кому сама преданадушой,чья
положительность и постоянство словно созданы для того, чтобы честная женщина
строила на них счастье своей жизни; она понимала, чем онвсегдабудетдля
нее и для ее детей.