Не сердись, если я признаюсь тебе, что воспоминание о такой искренности
и непосредственности чувств потрясает меня доглубиныдушииобразэтой
верной и нежной любви повсюду преследует меня и сам я словно воспламенен ею,
томлюсь и горю.
Постараюсьпоскорейувидетьэтуженщину,впрочем,еслиподумать,
пожалуй, лучше воздержаться от этого. Лучше видеть ееглазамивлюбленного;
быть может, собственным моим глазам она предстанет совсем иной, чем рисуется
мне сейчас, а зачем портить прекрасное видение?
16 июня
Почему я не пишу тебе, спрашиваешь ты, а еще слывешь ученым. Мог бы сам
догадаться, что я вполне здоров и даже... словом, я свел знакомство, которое
живо затронуло мое сердце... Боюсь сказать, но, кажется, я...
Незнаю,удастсялимнеописатьпопорядку,какимобразомя
познакомился с одним из прелестнейших в мире созданий. Я счастлив и доволен,
а значит, не гожусь в трезвые повествователи.
Это ангел! Фи, что я! Так каждый говорит про свою милую. И все же яне
в состоянии выразить, какое она совершенство и в чем ее совершенство; короче
говоря, она полонила мою душу.
Какое сочетание простосердечия и ума, добротыитвердости,душевного
спокойствия и живости деятельной натуры! Все эти слова только пошлыйвздор,
пустая отвлеченная болтовня, не отражающая ни единой черточки ее существа. В
другой раз... нет, не в другой, а сейчас, сию минуту расскажуятебевсе!
Если не сейчас, я не соберусь никогда. Между нами говоря,уменяужетри
раза было поползновение отложить перо, оседлать лошадь и поехать туда.Яс
утра дал себе слово остаться дома, а сам каждуюминутуподхожукокнуи
смотрю, долго ли до вечера...
Я не мог совладать с собой, не удержалсяипоехалкней.Теперья
возвратился, буду ужинать хлебом с маслом и писать тебе, Вильгельм.Чтоза
наслаждение для меня видеть ее в кругу восьмерых милых резвых ребятишек,ее
братьев и сестер!
Если я буду продолжать в том же роде, ты до концанепоймешьничего.
Слушай же! Сделаю над собой усилие и расскажу все в мельчайших подробностях.
Я писал тебе недавно, что познакомился с амтманомС.ионпригласил
меня посетить его уединенную обитель, или, вернее, его маленькое царство.Я
пренебрег этим приглашением и, вероятно, так и не побывал бы у него, если бы
случайно не обнаружил сокровища, спрятанного в этом укромном уголке.
Наша молодежь затеяла устроитьзагородныйбал,вкоторомяохотно
принял участие. Я предложил себя в кавалеры одной славной,миловидной,но,
впрочем, бесцветной девушке, и было решено, что я заедувкаретезамоей
дамой и еекузиной,чтоподорогемызахватимШарлоттуС.ивместе
отправимся напраздник."Сейчасвыувидитекрасавицу",-сказаламоя
спутница, когда мы широкой лесной просекой подъезжаликохотничьемудому.
"Только смотрите не влюбитесь!" - подхватила кузина.
"Только смотрите не влюбитесь!" - подхватила кузина. "А почему?"-спросил
я. "Она уже просватана за очень хорошегочеловека,-отвечалата,-он
сейчас в отсутствии, поехал приводить в порядок свои дела после смертиотца
и устраиваться на солидную должность". Эти сведения произвели наменямало
впечатления.
Солнце еще не скрылось за горной грядой, когда мы подъехали кворотам.
Было очень душно, и дамы беспокоились, не соберетсялигроза,потомучто
кругом на горизонте стягивались иссера-белые пухлые облака.Яуспокоилих
страх мнимонаучными доводами, хотя и сам начал побаиваться, что наш праздник
не обойдется без помехи. Я вышел из кареты, и служанка,отворившаяворота,
попросила обождать минутку: мамзель Лотхен сейчас будет готова. Явошелво
двор, в глубине которого высилось красивое здание, поднялся накрыльцо,и,
когда переступил порог входной двери, передо мной предстало самое прелестное
зрелище, какое мне случалось видеть. В прихожей шестеро детей от одиннадцати
до двух лет окружили стройную, среднего роста девушкувпростенькомбелом
платье с розовыми бантами на груди и на рукавах. Она держала в руках каравай
черного хлеба, отрезала окружавшим ее малышам по куску, сообразно их годам и
аппетиту,иласковооделялакаждого,икаждыйпротягивалручонкуи
выкрикивал "спасибо" задолго до того, как хлеб былотрезан,апотомодни
весело, вприпрыжку убегали со своим ужином, другие же,те,чтопосмирнее,
тихонько шли к воротам посмотреть на чужих людейинакарету,вкоторой
уедет их Лотхен. "Простите, что я затруднила вас и заставила дам дожидаться,
- сказала она. - Я занялась одеванием ираспоряжениямиподомунавремя
моего отсутствия и забыла накормить детишек,аонижелаютполучитьужин
только из моих рук". Я пробормотал какую-то банальную любезность, асамот
всей души восхищался ее обликом, голосом, движениями и едва успел оправиться
от неожиданности, как она убежала в соседнюю комнату за перчатками и веером.
Дети держались в сторонке, искоса поглядывая наменя,тогдаярешительно
направилсякмладшему,прехорошенькомумалышу.Онтолькособрался
отстраниться, как вошла Лотта и сказала: "Луи, дайдядеручку!"Мальчуган
сейчас же послушался, а я не мог удержаться и расцеловалего,несмотряна
сопливый носик. "Дяде? - спросил я, подавая ейруку.-Высчитаетеменя
достойным быть вам родней?" - "Ну, у нас родство обширное, - возразила она с
игривой улыбкой, - неужелижевыокажетесьхужедругих?"Находуона
поручила сестренке Софи, девочке -летодиннадцати,хорошонадзиратьза
детьми и поклониться папе,когдаонвернетсядомойспрогулкиверхом.
Малышам она наказала слушать сестрицу Софи, всеравнокакеесамое,что
почти все они твердо обещали. Толькооднабелокураявострушкалетшести
возразила: "Нет, это не все равно, Лотхен, тебя мы любим больше!"
Двое старших мальчиков взобрались накозлы,ипомоейпросьбеона
разрешила им прокатиться долесапослетого,каконипообещаликрепко
держаться и не ссориться между собой.