Живите для себя, Кизия. Вы должны жить настоящей жизнью. Сколько можно лгать?
– Разве псевдоним – ложь? – Слабая защита, и Кизия сама это понимала.
– Нет, ложь, как вы им пользуетесь. Вы используете псевдоним, чтобы вести две жизни, абсолютно отдельные друг от друга. У вас два лика. Один – долг, другой – любовь. Вы словно замужняя женщина, которая имеет любовника и не желает ни от чего отказываться. Думаю, это очень тяжкое бремя. И никому не нужное. – Он посмотрел на часы и слегка покачал головой. – А сейчас извините меня. Я браню вас почти целый час. Но мне уже давно хотелось об этом поговорить. Со статьей про Джонса поступайте как знаете, но подумайте немного над нашим разговором. Думаю, он был важным.
– Полагаю, вы правы. – Внезапно она почувствовала себя совершенно измученной. Это объяснение отняло у нее все силы. Казалось, перед глазами пронеслась целая жизнь. И какой незначительной она выглядела при близком и таком безжалостном рассмотрении. Симпсон прав. Кизия еще не знала, как поступит с материалом про Джонса, но дело совсем в другом. Все гораздо серьезней. – Я прочитаю книгу Джонса сегодня вечером.
– Прочитайте и позвоните завтра. Я могу задержать ответ в журнал. Вы простите мне нравоучения?
Она улыбнулась ему теплой улыбкой.
– Только если вы разрешите мне поблагодарить вас. Вы не сказали ничего приятного, но, думаю, мне нужно было все это услышать. Последнее время я сама размышляла об этих вещах, и спор с вами был вроде спора с самой собой. Чистой воды шизофрения.
– Ничего столь экзотичного. Вы не единственная – этим путем пришлось пройти многим. Кому‑нибудь следовало бы написать руководство, как справляться с подобными проблемами.
– Вы хотите сказать, что кому‑то все‑таки удалось с этим справиться? – Она рассмеялась, допивая чай.
– Да, и удалось прекрасно.
– И как же? Бегство с лифтерами, чтобы доказать свою правоту.
– Если хотите – да. Но это те, что поглупее. Остальные находили решения получше.
Она старалась отогнать мысли о матери.
– Вроде Лукаса Джонса? – Кизия сама не понимала, как это у нее вырвалось. Мысль была совершенно абсурдной. Почти смехотворной.
– Ну, вряд ли. Я не предлагал вам выйти за него замуж, моя дорогая. Речь шла всего лишь об интервью. Так вот почему вы так забеспокоились.
Джек Симпсон отлично понимал причины ее беспокойства. Кизия боялась. Он как мог попытался успокоить ее. Только одно интервью… всего лишь одно… Для Кизии оно может изменить очень многое – расширить ее горизонты, открыть целый мир, сделать ее писателем.
Если все пройдет гладко. Лишь будучи абсолютно уверенным, что иначе Кизия не выберется из добровольной западни, Симпсон побуждал ее заняться Лукасом Джонсом.
Если она попадется, то спрячется уже навсегда, это он понимал хорошо. Но так случиться не должно. Он все тщательно продумал, прежде чем предложить ей эту работу.
– Право, Джек, многое из того, что вы говорили, совершенно справедливо. Должна признать, что последнее время моя «тайна» прилично поизносилась. С течением времени она утрачивает свою привлекательность. – Джек прав. Она похожа на замужнюю женщину, у которой есть любовник… Эдвард, Уит, приемы, комитеты, а потом Марк, Сохо и пикники на волшебных островах и, наконец, существующая независимо от всего этого работа. Сплошные противоречия. Три жизни. И каждую из них приходилось скрывать, и уж давно Кизия чувствовала, что разрывается на части. Чему в первую очередь должна она хранить верность? Конечно, самой себе, но как легко об этом забыть. До тех пор пока кто‑нибудь не напомнит, как только что сделал Джек Симпсон. – Сэр, вы позволите себя обнять?
– Не просто позволю – буду в восторге, моя дорогая.
Получу огромное удовольствие.
Поднявшись, она быстро обняла его и улыбнулась на прощание.
– Стыд и позор, что вы не выступили с этой речью лет десять назад. Сейчас уже, наверное, поздно.
– Это в двадцать девять лет? Не глупите. А сейчас ступайте, изучите книгу и позвоните мне завтра.
Она вышла, помахав на прощание рукой в коричневой кожаной перчатке и взметнув подолом длинного замшевого пальто.
Пока ехала в лифте, Кизия внимательно рассматривала суперобложку. Ничего особенного. Фотографии нет, только короткая биографическая справка, из которой о Джонсе можно узнать еще меньше того, что рассказан Симпсон. Однако, как ни странно, из сегодняшнего разговора Кизия вынесла вполне сложившийся образ этого человека. В лице у него наверняка что‑то зловещее, он низкого роста, коренастый, сильный, возможно, толстый и чертовски напористый. Шесть лет в тюрьме способны сотворить с человеком многое и, уж конечно, не отразятся благотворно на внешности. Да и вооруженное ограбление… маленький жирный человечек с револьвером в руках в магазине, торгующем спиртным. А теперь он пользуется уважением, и ей, Кизии Сен‑Мартин, предлагают взять у него интервью. И все же это невозможно. Симпсон сказал много правильного про ее жизнь… но интервью с Лукасом Джонсом или с кем другим – это из области немыслимого… или неразумного.
Затем она сделала глупость. Отправилась обедать с Эдвардом.
– Ты не должна соглашаться, – настаивал он.
– А почему бы и нет? – Кизия словно гото‑вила для него ловушку, прекрасно зная, что он скажет, но будучи не в силах подавить искушение помучить Эдварда,
– Ты знаешь, почему. Если возьмешься за интервью, то очень скоро кто‑нибудь обнаружит, чем ты занимаешься. На этот раз все, возможно, и обойдется, но когда‑нибудь неизбежно…
– Итак, ты считаешь, что я должна вечно прятаться?
– Ты называешь это «прятаться»? – Он жестом обвел полные залы «Ля Каравелль».
– В каком‑то смысле да.
– В том смысле, который ты имеешь в виду, я считаю это разумным.
– А как же моя жизнь, Эдвард? Сколько можно?
– А что не так с твоей жизнью? У тебя есть все, что ты ни пожелаешь. Друзья, комфорт, творчество… Чего тебе не хватает – кроме разве что мужа…
– О муже я Сайта‑Клауса больше не прошу, мой дорогой. А чего мне не хватает, скажу. Правды.
– Ты просто капризничаешь. А за твою правду придется расплачиваться скандальной известностью. Помнишь, как сильно хотела ты когда‑то работать в «Таймс»?
– Это разные вещи.
– Чем же?
– Я была намного моложе. И речь шла не о карьере, а о работе. Просто мне нужно было кое‑что доказать себе самой.
– А что, сейчас это не так?
– Нет. Возможно, речь идет о том, как бы мне не свихнуться.
– Великий Боже, Кизия, не будь смешной. Ты просто накручена всей этой ерундой, которой Сим‑пеон пичкал тебя все утро. Пойми, у этого человека свой интерес относительно тебя. Он преследует свои цели, а твои проблемы его не интересуют. Он ищет выгоды для себя, а не для тебя.
Но она знала, что это неправда. А еще она видела, что Эдвард боится. Боится больше, чем она сама. Но чего? И почему?
– Относись к этому как хочешь, Эдвард, но на днях мне нужно на что‑то решиться.
– На интервью с каким‑то уголовником? – Он не просто боялся, он был в ужасе. Поняв, что именно так испугало этого мужчину, Кизия испытала чувство, близкое к жалости. Эдвард боится потерять ее навсегда.
– Дело вовсе не в интервью. Мы оба это знаем. Даже Симпсон понимает это.
– Тогда, Бога ради, в чем же? И что за странные намеки про ясность, свободу и возможность рехнуться? Все это полная бессмыслица.