– Тогда мы с тобой съездим и подыщем такую квартиру, чтобы из спальни был вид на залив, а из гостиной – на горы. Договорились?
– Хорошо… – Голос у Нэнси был совсем сонный, она держалась из последних сил. – А когда мне можно будет заснуть?
– Скоро, принцесса, скоро, – пообещал доктор. – Мне нужно еще несколько минут. Потом мы отвезем вас в вашу комнатку, и вы сможете спать сколько вашей душеньке угодно.
– Хорошо.
– Я тебе еще не надоел, Нэнси? Она хихикнула:
– Нет.
– Ну вот и отлично… Готово!
Питер сделал знак ассистентке и отступил от стола. Медсестра сделала Нэнси в бедро укол, и Питер снова склонился к ее лицу. Он улыбался глазам, которые за эти три часа успел так хорошо узнать. Остального он пока не представлял, но и глаз было достаточно. Для него глаза Нэнси уже стали глазами близкого человека; впрочем, и ей его глаза и улыбка тоже были хорошо знакомы.
– Ты знаешь, что сегодня особенный день? – спросил Питер.
– Знаю.
– Знаешь? Откуда?
«Потому что сегодня – день рождения Майкла…», – подумала Нэнси, но ничего не сказала. Ей не хотелось, чтобы Питер знал. Сегодня Майклу исполнялось двадцать пять лет. Интересно, что он делает сейчас?..
– Просто знаю, и все, – ответила она.
– Так вот, этот день – особенный, потому что сегодня мы с тобой сделали первый шаг к новой тебе. Что скажешь?
Он снова улыбнулся ей, но Нэнси уже не видела этой улыбки. Она закрыла глаза и уснула. Это подействовал укол, который сделала ей сестра.
– С днем рождения, босс!
– Не называй меня боссом, подлиза. – Майкл поднял голову. – Господи, Бен, да ты выглядишь просто ужасно!
– Огромное тебе спасибо, дружище, ты очень любезен! – Бен с укором поглядел на друга и неловко двинулся на костылях к ближайшему креслу. Вошедшая вместе с ним секретарша помогла ему сесть и удалилась.
Бен оглядел роскошный кабинет Майкла и хмыкнул.
– Ничего себе кабинетик они для тебя отгрохали. Интересно, у меня будет такой же или все‑таки поменьше?
– Если хочешь, можем поменяться. Я ненавижу эту комнату.
– Это мило… – протянул Бен. – Ну а что слышно вообще?
Беседа не клеилась, поскольку в обществе друг друга Бен и Майкл все еще чувствовали себя неловко. С тех пор, как Бен вернулся из Бостона, они виделись уже дважды, однако подсознательное стремление не упоминать о Нэнси продолжало сковывать обоих, поскольку ни Бен, ни Майкл не могли думать ни о чем другом.
– Между прочим, – добавил Бен, – врачи говорят, что на следующей неделе я могу начать работать.
Майкл недоверчиво взглянул на него и покачал головой:
– Ты просто спятил, Бен.
– А ты нет?
По лицу Майкла пробежало облачко.
– Я, по крайней мере, ничего себе не сломал. – «Во всяком случае, не кости», – подумал он про себя. – Я же сказал тебе: у тебя есть еще месяц, чтобы прийти в норму, а если понадобится – и больше. Почему бы тебе не съездить с сестрой в Европу или куда‑нибудь еще?
– И что я там буду делать? Сидеть в инвалидной коляске и пускать слюни при виде девушек в бикини? Я хочу работать, Майкл. Как насчет того, чтобы мне выйти хотя бы через две недели?
– Посмотрим. – Майкл немного помолчал и неожиданно взглянул на друга с такой горечью, какой Бен еще никогда у него не замечал. – А что дальше, Бен?..
– Что ты имеешь в виду? – не понял Бен.
– Что значит «дальше»?
– «Дальше» значит дальше. Что, так и будем пахать, выкладываться на работе, пока нас не свалит инфаркт? Будем укладывать с собой в постель всех смазливых баб, какие попадутся, покупать все новые машины, зарабатывать деньги, и так до самого конца? Для чего все это? Зачем?
– Ты что, палец себе прищемил? – поинтересовался Бен. – Ну и настроеньице у тебя!
– Ради всего святого, Бен, постарайся хоть раз отнестись к делу серьезно. Хотя бы для разнообразия… Неужели ты никогда не думаешь о том, зачем ты живешь?
Бен прекрасно понял, что имеет в виду Майкл, как понял и то, что на сей раз от прямого ответа ему не отвертеться.
– Я понимаю, Майкл, – негромко ответил он. – Эта авария… Она и меня заставила задуматься о том, для чего я живу. Теперь я часто спрашиваю себя, во что я верю и что значит моя жизнь.
– Ну и что ты решил?
– Не знаю… Пока не знаю. Пожалуй… пожалуй, я просто благодарен судьбе за то, что я живу. Эта катастрофа открыла мне глаза, и я увидел, что жизнь сама по себе удивительна и прекрасна и что человек может быть счастлив уже одним тем, что она у него есть. – На глазах Бена выступили слезы, но он не замечал их. – Чего я никак не могу понять, так это того, почему все случилось именно так. И иногда я просто жалею, что… – Его голос чуть заметно дрогнул. – Жалею, что это не я погиб тогда…
Глаза Майкла тоже застилали слезы, и он на мгновение крепко зажмурился. Потом он вышел из‑за стола и, подойдя к другу, крепко обнял его. Оба беззвучно плакали, но в конце концов взаимное чувство товарищества и мужской дружбы – дружбы, которая связывала их уже без малого десять лет, – утешило обоих.
– Спасибо, Бен, – сказал Майкл и выпрямился.
– Послушай, Майкл… – Бен вытер слезы рукавом пиджака и предложил:
– Давай напьемся к чертовой матери, а? Ведь сегодня твой день рождения, в конце концов…
Майкл невольно рассмеялся, потом на лице его появилось заговорщическое выражение, и он кивнул.
– Давай. Уже почти пять, и на сегодня у меня вроде бы не назначено никаких встреч, на которых мне надлежит присутствовать. А куда пойдем?
В «Дубовый лист»? Я слышал, что это самая приличная забегаловка в радиусе пятнадцати миль.
С этими словами он помог Бену подняться, а потом подсадил его вместе с костылями в такси. Каких‑нибудь полчаса спустя друзья были уже на полпути к блаженному забытью.
В квартиру матери Майкл вернулся далеко за полночь, да и то ему понадобилась помощь консьержа, чтобы подняться на свой этаж.
Когда на следующее утро в его комнату зашла горничная, она обнаружила Майкла спящим в костюме на полу. День рождения был позади.
Когда Майкл вышел к завтраку, его мать была уже в столовой. Сидя за столом в безукоризненном деловом костюме, она читала утренний выпуск «Нью‑Йорк тайме». На столе дымился горячий кофе и лежали очень аппетитные свежие булочки, но от одного их запаха Майкла едва не вывернуло наизнанку.
– Должно быть, вчера ты неплохо провел время, – ледяным тоном заметила Марион, скептически рассматривая его опухшее лицо и темные круги под глазами.
– Д‑да… Ко мне заходил Бен.
– Твоя секретарша так мне и сказала. Надеюсь, это не войдет у тебя в привычку. О господи! Почему бы и нет?
– Что ты имеешь в виду? То, что я напился с другом?
– Нет, только то, что ты рано ушел с работы. Кстати, напиваться тоже не следует. Говорят, ты приполз домой буквально на четвереньках.
– Может быть. Я не помню. – Майкл склонился над чашкой с кофе, изо всех сил сдерживая позывы к тошноте.