"Какже, - ответила Анна Андреевна,-ведь недавно появиласьстатья
обомнев "DublinReview",аомоих стихах пишется,какмне сказали,
диссертация в Болонье". При нашей встречеприсутствовала подруга Ахматовой,
элегантная дамааристократического вида.Несколькоминутмы втроемвели
светский разговор.Анна Андреевна спросила меня, как военныебомбардировки
отразились на Лондоне. Я постарался ответить как можно обстоятельнее, тщетно
пытаясьпреодолеть смущение, вызванноееe царственнымиманерами.Вдруг я
услышал,какчей-то голос с улицы выкрикнул мое имя. Я никак на отозвался,
убежденный,что мнеэто почудилось, но крикпродолжался,и слово "Исайя"
звучаловсe болееясно.Я посмотрелв окно и увидел человека,в котором
сразуузнал Рандольфа Черчилля,сына Уинстона Черчилля. Похожий насильно
подвыпившего студента, он стоял посреди большого двора и громко звал меня. Я
застыл, буквально пригвождeнный кполу, неимеяпонятия, что мне делать в
этой ситуации. Наконец я пришeлв себя,пробормотал извиненияибросился
вниз по лестнице, одержимый единственной мыслью- помешать новому пришельцу
подняться в комнату Ахматовой. Мой обеспокоенный спутник, критик, последовал
за мной.Когда мы вышли во двор, Рандольф, радостно выкрикивая приветствия,
быстрымишагами направился в нашу сторону. "Яполагаю, вы еще не знакомы с
мистеромРандольфом Черчиллем?"- автоматически обратился я к критику. Тот
застылна месте, замешательствонаего лице сменилось ужасом, и вдруг его
как ветром сдуло. Я больше никогда не видел его, нослышал, чтоего работы
продолжают издаваться в Советском Союзе, из чего заключил, что та встреча не
нанесла ему вреда.Я никогдане замечал за собойслежки,новтом, что
следилиза РандольфомЧерчиллем, небыло сомнений.Какразпосле этого
случая стали распространяться слухи о том, что иностранная делегация прибыла
в Ленинград сцельюубедить АннуАхматову покинутьРоссию, и что Уинстон
Черчилль,многолетнийпоклонникАхматовой,прислалспециальный самолет,
чтобы переправить еe в Англию, и прочие небылицы.
Я не виделРандольфа снаших студенческихднейв Оксфорде. Поспешно
уведя его подальше от Фонтанного дома, я спросил, что всe этоозначает.Он
рассказал,чтов настоящеевремя работает в Москвев качестве сотрудника
одной американской газеты. Сейчас он приехал с деловым визитом вЛенинград,
ипервойегозаботойбыло поставить в холодильниктолькочто купленную
баночку икры. Рандольф совсем не говорил по-русски, а его переводчик куда-то
исчез. Безуспешно ищапомощи, он случайнонаткнулся на Бренду Трипп. Когда
тасообщила,чтоя вЛенинграде,он чрезвычайнообрадовался, поскольку
решил,что я прекрасно смогу заменить ему переводчика.К сожалению, Бренда
неосторожно сообщила, что я в данный момент нахожусь в Шереметевском дворце.
Рандольф направился туда и, не зная в точности, в какой я квартире, применил
популярныйвОксфордеметод,выкрикиваяпереддомоммоeимя."И это
сработало", - заключил он, победно улыбаясь. Я, как можно быстрее, отделался
от него и, узнавв книжноммагазиненомертелефонаАхматовой,поспешил
позвонить ей. Я объяснил причины своего неожиданного ухода, принeс извинения
и спросил, могулиснова прийтик ней. Онаответила: "Сегодня вечером, в
девять".
Когда в назначенный час я опять переступил порог комнаты Ахматовой,то
засталтамоднуизученицеeвторогомужа,ассириологаШилейко,-
образованнуюдаму,котораязасыпаламенявопросамиобанглийских
университетах и западной системеобразования. Ахматовойвсe это былоявно
неинтересно, и она большейчастьюмолчала.Наконец незадолго дополуночи
гостьяушла,иАхматованачаларасспрашиватьменяосвоихдрузьях,
эмигрировавших на Запад, надеясь, что я знаю их лично.
(Позже она рассказала
мне,что интуитивно почувствовала, чтоя действительнос нимизнаком,а
интуиция никогданеподводилаеe). Ионане ошиблась.Мы поговорилио
композиторе Артуре Лурье, скоторым я встречался в Америке вовремя войны,
онбылблизкимдругомАхматовойинаписалмузыкукнекоторымеeи
Мандельштама стихам,о поэте Георгии Адамовиче, о мозаичисте Борисе Анрепе,
с которым я не был знаком, а только слышал, что на полу Национальной галереи
он выложил портретызнаменитых людей - БертранаРассела,ВирджинииВулф,
Греты Гарбо, Клайва Белла, Лидии Лопуховой и других. (Двадцать летспустя я
смограссказатьАхматовой,чтоАнрепприбавилкэтиммозаикамиеe
изображение,назвавего "Сострадание").АннаАндреевна слушала с большим
вниманием: судьбы бывших друзей изнакомыхявно трогали и интересовали ее.
Онапоказала мнекольцо с черным камнем,которое Анреп подарилей в 1917
году. ОнаспросиламеняоСаломееГальперн, урождeннойАндрониковой, с
которой была знакома еще в Санкт-Петербурге перед Первой мировой войной. Эта
знаменитаякрасавица,блиставшаявсветскомобществеостроумиеми
привлекательностью, находилась в дружеских отношениях со многими художниками
и поэтами того времени. Я услышал от Ахматовой (собственно, я это уже знал),
чтоМандельштам,влюблeнныйвСаломею,посвятил ей одно из лучших своих
стихотворений.Ябылблизкознаком сСаломеейНиколаевнойиее мужем
Александром Яковлевичем Гальперном и рассказал онекоторых фактах их жизни,
ихокружениии взглядах.Ахматова также интересовалась Верой Стравинской,
женой композитора, которую я тогда ещe незнал лично,так что смогчто-то
сообщить оней Анне Андреевнетолько при нашей следующейвстрече - в 1965
году, в Оксфорде. Ахматова заговорила о своих поездках вПариж перед Первой
мировой войной, одружбе с Амедео Модильяни, чей рисуноквисел над камином
(остальныеего рисункипотерялись вовремяблокады),о своeм детстве на
берегу моря, говоря ее словами, наязыческой некрещeной земле ссовершенно
нерусскойкультурой,гдеощущаласьблизостькчему-тоантичному,
полугреческому,полудикому.Ахматоварассказалаосвоемпервоммуже,
известном поэте Гумилеве, сыгравшем большую роль в развитии еeпоэтического
дарования.Гумилeвсчиталбрак двух поэтов нелепостью и не упускал случая
нелестно отозваться о стихах жены; правда, он никогда не делал это публично.
Однажды, в очередной раз вернувшисьиз Абиссинии(ставшей темой многих его
великолепных экзотических стихов),он прямо на вокзале с самым хмурым видом
спросилАхматову:"Писала?" -"Да".-"Прочти". Она прочитала,и тогда
взгляд мужа смягчился."Хорошо,очень хорошо",- сказал он истехпор
признал еe как поэта. (Спустямного лет она буквально в тех же словах снова
рассказала эту историю в Оксфорде мне и Дмитрию Оболенскому (11).)Ахматова
былаубеждена,чтоГумилeв,осуждeнныйирасстрелянныйзаучастиев
монархистскомзаговоре,пострадалневинно.Онарассказала,чтогруппа
писателей обратилась тогда кГорькому с просьбой вступиться за Гумилева, но
тот ответил отказом. Сама Ахматова за несколько лет до приговора разошлась с
Гумилевыми до его гибели какое-то времяне виделась с ним.Еe глаза были
полныслез,когда онарассказывала омучительных обстоятельствахсмерти
поэта.
Потом она спросила меня, хочу ли я послушать еe новые стихи. Но сначала
она хотела прочитать мнеотрывки из"Дон Жуана" Байрона, имеющие, какона
считала,непосредственноеотношение к еeпоследним произведениям.