Она
вновь прочиталамнеэту поэму, и яопять умолял датьмне еe переписать и
вновь получилотказ. Нашразговор, переходящий отпредметов литературыи
искусствак глубоко личным сторонам жизни,закончилсялишь позднимутром
следующего дня.
Перед своим отъездомиз Советского Союза - я ехалчерезЛенинградв
Хельсинки - я вновь увиделся с Ахматовой. Я зашeл к ней попрощаться 5 января
1946года, и онаподариламнеодиниз своих поэтическихсборников.На
титульномлистебылонапечатаноновоестихотворение,котороестало
впоследствиивторымвцикле, названном "Cinque".Источникомвдохновения
этогостихотворения в его первой версиистала нашас Ахматовой встреча. В
цикле "Cinque" есть и другие ссылки и намeки на наше знакомство.Эти намeки
я вполне понялуже при первом чтении.Позже моипредположенияподтвердил
академикВикторЖирмунский,близкийдругАхматовой,выдающийся
ученый-литературовед и один из редакторов посмертного собрания еe сочинений.
ЖирмунскийпосетилОксфорд черездвагодапосле смерти Ахматовой, имы
вместепросмотрелистихи"Cinque".Всвоевремяон читалих сАнной
Андреевной, и та рассказала ему о трeхпосвящениях, ихдатах и значении, а
также о "Госте из будущего". СвидимымсмущениемЖирмунский объяснил мне,
почемупоследнеепосвящениевпоэме,обращeнноекомне,невошлов
официальное издание. Ато, что это посвящение существовало, широко известно
любителям поэзии в России,заверилон меня. Я,разумеется, проявил полное
понимание.СамомуЖирмунскому,добросовестномуучeномуимужественному
человеку, трудно былопримириться с тем, что политическая ситуация помешала
ему исполнить посмертные пожелания Ахматовой. Я пытался убедить его, что всe
это для меня не имеет большого значения, а важно другое. Поэзия Ахматовойв
значительной мереавтобиографична, поэтомуобстоятельстваеe жизнимогут
прояснить значение еeстихов в большей мере, чем у многих других поэтов.Я
однако не думал,чтоистина будет потерянабезвозвратно:как и вдругих
странах,где существует строгаяцензура, фактыскорей всегонеисчезнут
(хоть,вероятно,и обрастутлегендами и небылицами): ихсохранитустная
традиция. Но если Жирмунский хотел донести правдув еe точном виде хотябы
донебольшогокругалюдей,он долженбылнаписатьсвоивоспоминания,
передать ихсо мнойили с кем-то другим за границу,чтобы опубликовать их
там. Сомневаюсь, что он последовалмоему совету.Вспоминаю, как мучилего
цензурныйгнeтикаконизвинялсяпередомнойвовремявсехсвоих
последующих приездов в Англию.
Я был вторым иностранцем,с которым Ахматовавстретилась после Первой
мировойвойны (17).Последствия этой встречибыли гораздосерьезнее, чем
можно было ожидать. Думаю,чтоя был для неe первым гостем из-за железного
занавеса, говорившимна еeязыке и доставившим ейновости, от которых она
была отрезана втечение многих лет. Еe ум,критический взгляди ироничный
юморсуществовали боко бок с драматичным и подчас пророческим восприятием
действительности. Возможно, она увидела во мне рокового провозвестника конца
мира, и эта трагическая весть о будущем глубоко еeпотрясла и вызвала новый
всплеск творческой энергии.
Я несмогвстретитьсяснейвовремямоего следующеговизитав
Советский Союзв 1956году. Пастернак сказал мне, что Анна Андреевна очень
хотела быповидатьменя,но обстоятельствапрепятствуютэтому.Еe сын,
арестованныйвторойраз вскорепосле моего знакомства с ним,недавно был
освобождениз лагеря.Поэтому она опасалась видетьсяс иностранцами,тем
более чтоприписывалазлостную кампаниюпартии против неe нашей встрече в
1945году.
Сам Пастернакнедумал,что контакты сомной причинилиАнне
Андреевнекакой-товред,нонеобходимобылосчитатьсясеeмнением.
Ахматова, однако, хотелапоговорить со мной по телефону.Сама она не могла
позвонить, так как все еe звонки прослушивались. Пастернак сообщил ей, что я
в Москве,что мояжена очаровательна,и жаль, чтоАхматоване сможет еe
увидеть. Сама Анна Андреевнапробудет в Москве ещe недолго, и лучше, если я
позвоню ейнемедленно. "Где вы остановились?"- спросилПастернак.-"В
британском посольстве". - "Вы не должны звонить оттуда,и по моему телефону
тоже нельзя. Только из автомата!"
Позже в тот же день состоялся мой телефонный разговор с Ахматовой. "Да,
Пастернакрассказывалмнео вас ивашей супруге. Я не могу встретиться с
вамипо причинам, которые вы, надеюсь, понимаете.Как долговы женаты?" -
"Совсем недолго". - "И всe же, когда именно вы женились?" - "В феврале этого
года".-"Онаангличанкаилиамериканка?""Наполовинуфранцуженка,
наполовину русская". - "Ах, воткак". Наступило долгое молчание. "Как жаль,
чтоя немогувас увидеть! Пастернакговорил, чтоваша жена прелестна".
Сновамолчание."Хотитепочитатьмоипереводыкорейскихстиховс
предисловием Суркова?Вы, очевидно,понимаете - с моим корейским... К тому
же не я выбираластихи дляперевода. Я пошлю вам книжку". Вновьмолчание.
Затем она рассказала мне о том, что ей - какотверженному поэту -пришлось
пережить.Некоторые, до техпорверные и преданные, друзья отвернулись от
неe. Другие,напротив,проявили благородство и мужество. Она сказала,что
перечитала Чехова, которого раньше резко критиковала, и пришла к выводу, что
"Палата No6"в точностиописывает еeсобственное положениеи положение
многихеe друзей. "Пастернак (она всегда называла его в наших разговорах по
фамилии и никогда - Борис Леонидович:русскаяпривычка), очевидно, пытался
объяснить вам, почему мы не можем увидеться. Он сам пережил трудные времена,
нодалеконе такие страшные, какие выпали мне. Кто знает, встретимся ли мы
ещe когда-нибудь". Она спросила, непозвоню ли я ей ещe раз. Я пообещал, но
когда собрался,оказалось, что Ахматова уже покинула Москву, а звонить ей в
Ленинград Пастернак строго запретил.
При следующей нашей встрече в Оксфордев 1965 году Ахматовав деталях
описалакампанию властей, направленнуюпротивнеe.Онарассказала,что
Сталинпришел в ярость, когда услышал, что она,далекая отполитики, мало
публикующаяся писательница,живущая сравнительно незаметно и потому досих
порстоявшая в сторонеот политических бурь, вдруг скомпрометироваласебя
неформальнойвстречейсиностранцем,дактомужепредставителем
капиталистическойстраны."Итак,нашамонахиняпринимаетиностранных
шпионов",- заметил он (как уверяют очевидцы)и потомразразилсяпотоком
такойбрани, которуюона не можетповторить.Тотфакт, что я никогда не
работал вразведывательной службе,неигралдля него никакойроли:все
представителииностранных посольстви миссийбыли дляСталинашпионами.
"Конечно, -продолжила Ахматова, - к томувременистарикужесовершенно
выжил из ума.Все присутствовавшиепри его бешеном выпаде утверждали,что
перед ними был человек, охваченный патологической маниейпреследования". На
следующий деньпосле моегоотъезда изЛенинграда, 6января 1946 года,у
лестницы, ведущей в квартиру Анны Андреевны, поставили часового, а в потолок
еe комнаты вмонтировали микрофон - явноне длятого, чтобы подслушивать, а
чтобы вселить страх. Ахматова тогда поняла, что обречена,и хотя анафема из
уст Жданова прозвучала месяцами позже, онаприписывала еeтем же событиям.