Несомненно, Качаловбыл лучшимиз всех актeров, которых якогда-либо
видел. В роли Гаева в чеховском "Вишнeвом саде" (в первоначальной постановке
онигралстудента)он буквальногипнотизировал нетолькопублику, но и
остальных артистов. Обаяниеего голоса и выразительность движений настолько
приковывали к себе, что хотелось только одного - видеть и слышать его вечно.
Пожалуй,лишь танецУлановой в"Золушке"Прокофьева ипениеШаляпина в
"Борисе Годунове" произвели на менявпечатление той же силы. Стех пор всe
увиденное мною на театральных подмостках я невольносравнивал сигрой этих
великихрусскихартистов.Ипосейденьясчитаю,чтопосиле
выразительностиони не имели себе равных вдвадцатом веке,их сценическое
искусство стало для меня своего рода пределом совершенства.
Моимсоседом справабылКорней Чуковский, на редкостьостроумныйи
обаятельныйсобеседник,онповедалмнемноголюбопытного орусскихи
английских писателях.Средипрочего Чуковский рассказал ободном эпизоде,
который по своей курьезности напоминал отъезд Пристли: "Втридцатые годыв
РоссиюприехалаизвестнаяамериканскаяжурналисткаДоротиТомпсон.Еe
сопровождалсупруг - писатель Синклер Льюис, оченьпопулярныйв то время.
Меня и некоторыхмоих коллег пригласили к Льюису. Мы хотели рассказать ему,
как многодлянас значат егопрекрасныероманы.Ивот мы пришли вего
гостиничный номер.Льюиссидел к нам спиной и печатал на машинке. За время
нашегопребывания онни разу не обернулся и не проронил нислова.В этом
былодажекакое-то величие". Явсвою очередь попытался заверитьКорнея
Ивановича, что его произведения читают и любят знатокирусской литературы в
англоязычныхстранах. Я привeлвпример мнения Мориса Бауры (неоднократно
упоминавшего в своих мемуарах о встречах с Чуковским во время Первой мировой
войны)иОливераЭльтона-личнознакомыхмнеанглийскихавторов,
интересующихся русской литературой.
Чуковскийвспомнило двухсвоихпоездках вАнглию.Первый разон
побывалтамвначалевека,не имея нигрошазадушойиперебиваясь
случайными заработками. Он учил английскийпокнигамКарлейля "Прошлоеи
настоящее" и "Sartor Resartus". Вторую из этих книг он купил за один пенни и
сейчас продемонстрировал мне еe, вынув из карманажилета. В теднион был
частым посетителем"Лавки стихов",дружил с еeхозяином, известным поэтом
Гарольдом Монро и благодаря ему он познакомился сомногимилитераторами. К
нимотносится иРобертРосс,другОскараУайльда,о котором Чуковский
сохранилдобруюпамять.Онрассказал,что чувствовалсебясвободнов
английскомпоэтическом мире,но не всамойстране.ПодобноГерценуон
восхищалсяанглийскимобщественным устройством, привычкамиитрадициями,
однаконенашeлсредиангличаннастоящихдрузей. ЛишьоТроллопеон
вспоминалс теплотой: "Удивительный священник,обаятельный, эксцентричный,
абсолютноне похожий на своих коллег вдореволюционной России, прозябающих
тогда вневежестве, жадностии бездействии. Какие жалкие этобыли люди! В
целомсудьба моихсоотечественниковсегоднянамного лучше, чем вначале
века, хоть они и пережили после революциимного трудностей. Сейчас они,по
крайнеймере,умеют читатьиписать.Некоторыедобилисьприличногои
уважаемого положения.Но вы ведь никогда невстретитесь с русскими попами,
да и зачем это вам? Уверен, что представители английского духовенства были и
остаютсяпрелестнейшими людьми во всeм мире". Чуковский рассказал и о своeм
втором посещении Англииво время Первой мировой войны, когдаон сгруппой
русскихжурналистовдолженбыл подготовить отчeтобанглийскихвоенных
достижениях.
Заниматьгруппу всвободное время было поручено лорду Дебри,
человеку, с которым писателине имели ничего общего.Яуслышал забавный и
ироничный рассказ о пикнике, организованным тем лордом.
Чуковский был литератором высокого класса, завоевавшим известностьещe
до большевистскогопереворота.Он, человеклевых взглядов,приветствовал
революцию.Но впоследствии, как идругие независимо мыслящие интеллигенты,
вынес свою долю гонений со сторонывластей. Естьмногоспособов сохранить
здравый ум в условиях деспотизма.Чуковскому этоудалось благодарясвоего
родаироничномуотстранениюотполитики,определeннойосторожностии
огромнойстойкости характера.Его решение -ограничитьсебя сравнительно
безопасной областьюрусскойи английскойлитературыдевятнадцатого века,
детскими стихамии переводами - возможно, спасло его самого и его семьюот
страшной участи многих его друзей. Он доверил мнесвоe сокровенное желание:
онмечталпрочитать автобиографиюТроллопа. ПриятельницаЧуковского Айви
Литвинова,женаМаксимаЛитвинова, (бывшегоминистра иностранных дел,а
теперьпослав Соединeнных Штатах,проживающего в Москве),ужепыталась
помочь ему.Но она не могла найтисобственный экземпляри считала,что в
обстановке постоянной слежки и подозрений опасновысылатькнигу из Европы.
Номожетбыть,ясмогу найтиспособ? Онбытогдане остался в долгу.
Несколькомесяцевспустя мне ив самом деле удалосьпередатьЧуковскому
автобиографию Троллопа, чемя заслужил его глубокую благодарность. Атогда
на приeме я обратился к нему сответной просьбой: не мог бы онпознакомить
менясБорисомПастернаком,чейзагородныйдом,какидачасамого
Чуковского, находился вПеределкино?Мойсобеседникответил, что глубоко
ценитпоэзию Пастернака и уважаетего какчеловека, но естьопределeнные
трения в их отношениях.Например, Пастернак не признаeт интереса Чуковского
к гражданским стихамНекрасова и писателям-народникамконца девятнадцатого
века. Позиция Пастернака, поэта чистого и бескомпромиссного, не допускает ни
малейшегосоглашения ссоветскимрежимом, и вособенности -ссистемой
литературных заказов. Новданный момент он в хороших отношениях с Борисом
Леонидовичем ипостарается организовать встречу. Чуковский пригласил меня к
себе в ближайшие дни.
Потомяпонял,чтосегостороныэтобылвесьмасмелый,даже
безрассудныйшаг.Ведьобщениес иностранцами,особенно представителями
официальныхмиссий, былобез преувеличения оченьопасно и,знаяэто,я
впоследствиистаралсяизбегать личных встреч ссоветскимигражданами.А
между тем, многие изних, пренебрегая риском, как раз стремились к подобным
знакомствам:интерес к Западу ижелание установить контакты с иностранцами
побеждали страх. Некоторые,правда, предпочитали соблюдатьосторожность. Я
относилсякэтому с глубоким пониманием, особенно, если это были граждане,
непользующиеся известностьюна Западе, котораячастослужилаболее или
менее надeжной защитой.
Какчастоямучалсяугрызениямисовестипримысляховозможных
последствияхсвоего общения, яне могпростить себе,что не удержался от
соблазна новых встреч или поверил своим знакомым, что им - по их собственным
убеждениям- не грозилани малейшая опасность.Большинствоиз техлюдей
казалисьмне симпатичными,интеллигентными,честными иотзывчивыми.Они
поражалименя оптимизмом, несовместимым сихжизненными обстоятельствами,
неподдельныминтересомкжизнипотусторонуграницыистремлением
установитьпростой человеческийконтактспришельцемиздругогомира,
говорящим на их языкеи, каким казалось, понимающимих.