Нет. Была также вкомнатемолодая
дама, сеньорита большой красоты - это ямогзаметитьдажепрималеньком
свете. Но деньги, сеньор, или саквояж - нет, я этого не видал.
Comandante и другие офицеры показали, что их разбудил и поднял наноги
звук выстрела в отеле де лос Эстранхерос. Поспешив,чтобыспастичестьи
спокойствие республики, они увидали человека, лежащего на полу без признаков
жизни с зажатым в руке револьвером. Возле него была молодая женщина,горько
рыдавшая. Сеньор Гудвин также находился в этой комнате. Но никакого саквояжа
они не видали.
МадамаТимотеаОртис,владелицаотеля,гдебыласыграна
"Лиса-на-рассвете", рассказала, как в ее отеле остановились два гостя.
- В мой дом они пришли, - сказала она, - сеньор, несовсемстарый,и
сеньорита,довольнохорошенькая.Онинепожелалиниесть,нипить,
отказались даже от моего aguardiente, который у меня самого первого сорта? В
свои комнаты они поднялись - в numero nuevo и numero diez (2). Вскоре пришел
сеньор Гудвин, который поднялся к ним, чтобы поговоритьоделах.Потомя
услышала страшный шум, вроде выстрела из пушки,имнесказаличтоpobre
Presidente (3) застрелился. Esta bueno. Никаких денег я не видала,атакже
не видала той вещи, которую вы называете сакевояш.
Полковник Фалькон скоро пришел к вполне логичному заключению, чтоесли
кто из жителей Коралио может дать ему путеводную нить дляотысканияденег,
так это, несомненно. Франк Гудвин. Но с американцем мудрыйсекретарьповел
другую политику. Гудвин был мощной опоройдляновыхвластей,сГудвином
нужно было обращаться деликатно и бережно: нельзя было набрасыватьтеньни
на его храбрость, ни на его порядочность. Даже личный секретарьпрезидента,
итотнеосмеливалсяпризватькдопросуэтогокаучуковогопринцаи
бананового барона, словно рядового обывателя. Поэтому он отправил Гудвинув
высшей степени цветистое послание, где мед так икапалсовсехсловесных
лепестков, и просил Гудвина осчастливитьего:назначитьемусвидание.В
ответ на это Гудвин пригласил его к себе отобедать.
ЗачасдообедаамериканецотправилсявCasaMorenaи
дружески-задушевно приветствовал гостя. Потом, когда наступила прохлада, они
оба пошли потихоньку за город, в дом Гудвина.
Американец извинился и оставилполковникавпросторной,прохладной,
хорошо занавешенной комнате, где паркетбылсоставленизбрусковтакого
гладкого дерева, что ему позавидовал бы любой миллионер в Соединенных Штатах
Гудвин пересек внутренний дворик, искусно затененный навесами ирастениями,
и прошел в противоположное крыло дома, в большую комнату, выходившуюокнами
на море. Широкие жалюзи были открыты, в комнату врывался ветерок с океана-
невидимый источник прохлады и здоровья. Жена Гудвина сидела у окна иписала
акварелью предвечерний морской вид.
Вот женщина, которая казалась счастливой.
И даже больше - онаказалась
довольной. Еслибыкакой-нибудьпоэтзахотелизобразитьееспомощью
сравнений, он сравнил бы ее серые, чистые, большие глаза,обведенныеяркой
белоснежной каймой, с цветами вьюнка. Он не нашелбывнейнималейшего
сходствасбогинями,традиционныечертыкоторыхсделались
холодно-классическими. Нет, ее красота быланеолимпийская,ноэдемская.
Вообразите себе Еву, которая после изгнания из рая зажгла страстью влюбчивых
воинов и мирно и кротко возвращается в рай; не богиня, но женщина, вполной
гармонии с окрестным эдемом.
Когда еемужвошелвкомнату,онаподнялаглазаигубыунее
полуоткрылись; веки задрожали, как (да простит нас Поэзия!) хвостик у верной
собаки, и вся она затрепетала, как плакучая ива под еле заметнымдуновением
ветра. Так она всегда встречала мужа, как бы часто они ни видались. Еслибы
те, ктопороюзастаканомвинавспоминалистарыезабавныеисториио
сумасбродной карьере Изабеллы Гилберт, видели сегоднявечеромженуФранка
Гудвина в мирномореолесчастливойсемейнойжизни,онилибосталибы
отрицать, либо согласилисьбызабытьнавекиэтиживописныесобытияиз
биографии той, ради кого покойный Мирафлорес пожертвовал и родиной идобрым
именем.
- Я привелкобедугостя,-сказалГудвин,-некийФалькониз
Сан-Матео, полковник. Он здесь показенномуделу.Едвалитебехочется
видеть его, и потому я прописал тебе спасительную женскую мигрень.
- Он пришел расспросить тебя опропавшихденьгах,неправдали?-
спросила миссис Гудвин, снова принимаясь за этюд.
- Ты угадала, - ответил Гудвин.-Онужетридня,какзанимается
инквизицией среди туземцев. Теперь дошло дело до меня, но так как онбоится
призывать к суду и расправе подданного дяди Сэма, он решилпревратитьсяиз
судьи в визитера и допрашивать меня за обедом. Он будет терзать меня пытками
за моим собственным вином и десертом.
- Нашел ли он кого-нибудь, кто бы видел этот саквояж с деньгами?
- Никого. Даже мадама Ортис, у которой такой зоркий глазнасборщиков
налогов, и та не помнит, что у него был багаж.
Миссис Гудвин положила кисть и вздохнула,
- Мне так совестно, Франк, - сказала она, - что из-за этих денег у тебя
столько хлопот. Но ведь мы не можем сказать правду, не так ли?
- Еще бы, - сказал Гудвинипередернулплечом,какделализдешние
жители, у которых он и перенял этот жест, - это было бы совсем не умно. Хотя
я и американец, они живо упрятали бы меня в calaboza (4),еслибыузнали,
что этот саквояж присвоен нами. Нет, мы должны заявить, что знаемобовсем
этом деле не больше, чем все остальные невежды в Коралио.
- А не думаешь ли ты, что этот человек подозреваеттебявприсвоении
денег? - спросила она, сдвинув брови.