Кегопоясу
была пристегнута пряжкой старинная морская шпага, подаренная емубулочником
Педро Лафитом, который с гордостью утверждал, что унаследовал ееотсвоего
великого предка, знаменитого пирата. За адмираломшествовалиегоматросы,
только что призванные наегокорабль,-тройкаулыбающихся,лоснящихся
черных караибов, обнаженных до пояса и поднимавших босыми ногами целыетучи
песку.
В краткихвыражениях,сбольшимдостоинствомпотребовалФелипеу
начальника таможни своесудно.Тутожидалиегоновыепочести.Супруга
начальника, которая весь день играла на гитаре ичиталавгамакероманы,
таилавсвоейжелтойбеззлобнойгрудибольшуюлюбовьковсему
романтическому. Онаразыскалаводнойстаройкнигеизображениефлага,
который в незапамятные времена был якобы морским флагом Анчурии. Может быть,
идея его принадлежала еще родоначальникам нации; но так как флота им создать
не удалось, флаг погрузился взабвение.Старательно,своимисобственными
ручками романтическая дама изготовила флагпорисунку:красныйкрестна
сине-белом поле. Она поднесла его Фелипе с такими словами:
- Отважный мореплаватель, это флаг твоей родины. Будь верен ему и, если
нужно, умри за него! Да хранит тебя бог!
Впервые на лице адмирала появился проблеск какого-то чувства.Онвзял
шелковый стяг и благоговейно погладил его.
- Я адмирал, - сказал он,обращаяськсупругеначальника.Кболее
подробному выражению чувств на суше он не мог себя принудить.Нонаморе,
когда он, увенчает переднюю мачту своего флота флагом, у него,можетбыть,
найдутся более красноречивые слова.
После этого адмирал удалился в сопровождении своих подчиненных. Три дня
они трудились на берегу над "Ночною звездою": красилиеевбелыйцветс
голубою каймой. После этого Фелипе украсил себяновымизнакамиотличия-
воткнул себе в фуражку яркие перья попугая. Затем онсновапроследовалсо
своей верной командой к зданию таможни и официально уведомил ееначальника,
что шлюпке дано новое название: "El Nacional".
Нелегко пришлось флоту в первые месяцы. Ведь и адмиралы незнают,что
им делать, если они не получают приказов. Но приказов ниоткуда не поступало.
Не поступало и жалованья. "El Nacional" праздно качался на якоре.
Когда жалкие сбережения Фелипе истощились, он пошел в таможню иподнял
вопрос о финансах.
- Жалованье! - воскликнул начальник таможни, поднимая руки к небесам. -
Valgame dios! (2) Я сам не получаю жалованья, ни сентаво запоследниесемь
месяцев! Сколько полагается адмиралу, вы спрашиваете? Кто знает! Неменьше,
чем три тысячи песо! Скоро в стране будет опять революция. Первый знак,что
идет революция: правительство только и делает, чтотребуетунасзолота,
золота, золота, а само не платит нам ни реала.
Фелипе повернулся и ушел. На его мрачном лице появилосьдажекакое-то
подобие радости.
Первый знак,что
идет революция: правительство только и делает, чтотребуетунасзолота,
золота, золота, а само не платит нам ни реала.
Фелипе повернулся и ушел. На его мрачном лице появилосьдажекакое-то
подобие радости. Революция - это война, аесливойна,значитадмиралне
останется без дела. Довольно унизительно быть адмиралом инеделатьровно
ничего. А тут еще голодные матросы ходят затобоюпопятаминадоедают,
чтобы ты дал им на табак и бананы.
Когдаонвернулсятуда,гдеегождалакомандаегобеспечальных
караибов, все они вскочили на ноги и отдали ему честь, как он сам научил их.
- Вот в чем дело, muchachos,-сказалоним,-оказывается,наше
правительство бедное. У него нет денег ни для меня, нидлявас.Будемже
сами зарабатывать на прожитье. Этим мы послужим родине. Скоро, - итутего
тусклый взгляд засветился, - она обратится к нам за помощью.
С этого времени "ElNacional"пересталвыделятьсяизчисладругих
прибрежных лодок. Он превратился в обыкновенноерабочеесудно.Наравнес
плоскодонками работал он, перевозя бананы и апельсины напароходы,которые
останавливались за милю отберега.Военныйфлот,нетребующийуказны
ассигновок, заслуживает того, чтобы быть отмеченным ярко-красными буквамив
бюджете любой страны.
Заработав достаточно, чтобы обеспечить и себя и команду на целую неделю
вперед, Фелипе ставил свое судно на якорьиотправлялся,всопровождении
свиты, к маленькому зданию почтово-телеграфной конторы.Глядясостороны,
можнобылоподумать,чтоэтопрогоревшаяопереточнаятруппаосаждает
укрывающегося антрепренера. В сердце у Фелипе никогданеумираланадежда,
что вот-вот ему пришлют какой-нибудь приказ из столицы. Большойобидойдля
его самолюбия и его патриотизма было то, что в нем, как в адмирале, никто не
нуждался. Всякий раз, придя на телеграф,онспрашивалоченьсерьезно,с
надеждой во взоре, нет ли телеграммы на его имя.
Телеграфист делал вид, что роется среди телеграмм, и неизменноотвечал
одно и то же:
- Покуда нет, Senor el Almirante1 Poco tiempo! (3)
А на улице, в холодке подлимонными(Деревьями,егокомандажевала
сахарныйтростникилибезмятежноспала.Какоеудовольствиеслужить
государству, которое довольствуется столь малой службой!
Однажды, в начале лета, встраневспыхнулареволюция,предсказанная
начальником таможни Она давно уже тлела под спудом. Припервомжераскате
революционнойгрозыадмиралнаправилсвоесуднокберегамсоседней
республики и променял наскоро собранные фрукты на патроны для пятивинтовок
системы Мартини - единственных орудий, которыми мог похвалиться флот.Потом
он вернулся домой и поспешил на телеграф. Мундир его вылинял, длиннаясабля
цепляла о пунцовые штаны. Он растягивался в своем излюбленном углуиснова
принимался ждать телеграмму - эту телеграмму, которая так долго не приходит,
но теперь придет непременно.