.. Будьте добры, передайте мне ту ветку бананов, она отлично
созрела... Мне ее не достать. Спасибо!
- Так вот в чемдело,храбрыйпатриот,-говоритгенералипуще
заливается слезами. - Ah, dios! И я ничем не могу отблагодарить вас завашу
верность и преданность. Мнееле-елеудалосьспастись.Caramba!вашмул
оказался истинным дьяволом. Он швырял меня, как буряшвыряеткорабль.Вся
моя кожа исцарапана терновником ижесткимилианами.Этачертоваскотина
терлась о тысячу пней и тем причинила ногаммоимнемалыебедствия.Ночью
приезжаю я в Порт-Барриос. Отделываюсь от подлеца-мула и спешукморю.На
берегу челнок. Отвязываюегоиплывукпароходу.Напароходеникого.
Карабкаюсь по веревке, которая спускается с палубы, и зарываюсьвбананах.
Если бы капитан корабля увидал меня, он швырнул бы меня назадвГватемалу.
Это было бы очень плохо Гватемала застрелила бы генерала де ВегаПоэтомуя
спрятался, сижу и молчу. Жизнь самапосебевосхитительна.Свободатоже
хороша, никто не спорит, но жизнь, по-моему, еще лучше.
До Нового Орлеана пароход идет три дня. Мы сгенераломстализаэто
время закадычными друзьями. Бананов мы съели столько, что глазам былотошно
смотреть на них и глотке было больно их есть. Но все наше меню заключалось в
бананах. По ночам яосторожненьковыползалнанижнююпалубуидобывал
ведерко пресной воды.
Этот генерал де Вегабылмужчина,обожравшийсясловамиифразами.
Своимиразговорамионещеувеличивалскукупути.Ондумал,чтоя
революционер, принадлежащий к его собственнойпартии,вкоторой,какон
говорил, было немало иностранцев - из Америки и других концов земли. Это был
лукавый хвастунишка и трус,хотяонсамсебясчиталгероем.Говоряо
разгроме своих войск, он жалел одного себя. Ни слова не сказалэтотглупый
пузырь о других идиотах, которыебылирасстреляныилиумерлииз-заего
революции.
На второй день он сделался так важенигорд,какбудтооннебыл
несчастный беглец, спасенныйотсмертиосломикраденымибананами.Он
рассказывал мне о великом железнодорожном пути, который собирался достроить,
и тут жесообщилмнекомическийслучайсоднимпростофилей-ирландцем,
которого он так хорошо одурачил, что тот покинул НовыйОрлеанипоехалв
болото, в мертвецкую гниль, работатькиркойнаузкоколейке.Былобольно
слушать, когда этот мерзавец рассказывал,каконнасыпалсолинахвост
неосмотрительной глупой пичуге Клэнси. Он смеялся искренно и долго. Весь так
и трясся от хохота чернорожийбунтовщикибродяга,зарытыйпогорлов
бананы, без родины, без родных и друзей.
- Ах, сеньор, - заливался он, - вы сами хохотали бы до смерти надэтим
забавным ирландцем.Яговорюему:"Сильныеирослыемужчинынужныв
Гватемале".
Яговорюему:"Сильныеирослыемужчинынужныв
Гватемале". А он отвечает: "Я отдам все свои силы вашей угнетеннойстране".
- "Ну, конечно, говорю, отдадите". Ах, такой смешной был ирландец! Он увидал
на пристани сломанный ящик, в котором было несколько винтовокдлячасовых.
Он думал - винтовки во всех ящиках. А тамбыликиркидалопаты.ДаАх,
сеньор, посмотрели бы вы на лицо этого ирландца, когда его послали работать!
Так этот бывший агент конторы понаймурабочихусиливалскукупути
шуточками и анекдотами.
А в промежутках он снова орошал бананы слезами, ораторствуя опогибшей
свободе и о проклятом муле.
Было приятно слышать, как пароходударилсябортомоново-орлеанский
мол. Скоро мы услышали шлепанье сотни босых ног по сходням, и в трюм вбежали
итальянцы - разгружать пароход. Мы с генералом сделаливид,какбудтомы
тоже грузчики, стали в цепь, чтобы передавать гроздья, а через час незаметно
ускользнули с парохода в гавань.
Клэнси выпалачестьухаживатьзапредставителемвеликойиноземной
державы. Первым долгом я раздобыл для него и для себя много выпивки имного
еды, в которой не было ни одного банана.Генералсеменилсомноюрядом,
предоставляя мне заботиться о нем. Я повел его в скверЛафайетаипосадил
там наскамью.Ещераньшеякупилемупапирос,ионкомфортабельно
развалился на скамье, как жирный, самодовольный бродяга. Я посмотрел на него
издали, и, признаюсь, его вид доставил мне немалую радость. Он и отприроды
черный, и душа у него была черная, а тут еще грязь и пыль. Помилостимула
его платье превратилось в отрепья. Да, ДжеймсуКлэнсибылооченьприятно
смотреть на него.
Я спрашиваю у него сделикатностью,непривезлионизГватемалы
случайно чьих- нибудь денег. Онвздыхаетипожимаетплечами,ницента.
Отлично.Оннадеется,чтоегодрузьяиз-подтропиковпришлютему
впоследствии небольшое пособие. Словом, если был на свете нищий безовсяких
средств к пропитанию - это был генерал де Вега.
Я попросил его никуда не ходить, а сам отправился натотперекресток,
где стоял мой знакомый полисмен О'Хара. Жду его минут пять, и вот вижу, идет
рослый, красивый мужчина,лицокрасное,пуговицытакисияют.Идети
помахивает дубинкой. О, если бы Гватемала была в полицейском участке О'Хары!
Раз или два в неделю он подавлял бы тамошние революции дубинкой - просто для
развлечения, играючи. Я подошел к нему и без дальних предисловий спросил:
- Что, статья 5046 еще действует?
- Действует с утра до поздней ночи! - отвечает О'Хара и смотрит на меня
подозрительно. - По-твоему, она подходит к тебе?
Статья 5046 былазнаменитаястатьягородовогоустава,подвергающая
аресту и тюремному заключению лиц, скрывших от полиции свои преступления.
- Что,неузналДжиммиКлэнси?-говорюя.