Пробка была вдавлена очень глубоко и туго, и горло запечатано
темно- красным сургучом. В бутылке не было ничего,кромелистаскомканной
бумаги, которую, очевидно, смяли, когда протискивали вузкоегорлышко.На
сургуче был оттиск кольца с какой-то монограммой; но,должнобыть,оттиск
делали впопыхах: разобрать инициалы было невозможно. Ида Пэйн всегданосила
перстень с печаткой и любила его больше других колец. Джеддиказалось,что
на сургуче оттиснуты знакомые буквыИ.П.,ипочему-тоонпочувствовал
волнение. Это напоминание гораздо интимнееотражалоееличность,чемта
яхта, на которой она только что промчалась. Онвернулсядомойипоставил
бутылку на письменный стол.
Сбросив шляпу и пиджак, онзажеглампу,таккакночьстремительно
сгущалась после коротких сумерек,исталвнимательнорассматриватьсвою
морскую добычу.
Приблизив бутылку к свету и понемногу поворачивая ее, он в конце концов
разглядел, что она заключала в себедвалистамелкоисписаннойпочтовой
бумаги, что бумага была того же формата и цвета, как та, накоторойписала
свои письма Ида Пэйн, и что почерк, насколько онмогустановить,былее.
Грубое стекло так искривляло лучи света, чтоДжеддинемогпрочитатьни
единогослова,нонекоторыезаглавныебуквы,которыеемуудалось
рассмотреть, были написаны Идой, это было совершенно бесспорно.
С еле заметной улыбкой смущения и радости Джедди снова поставил бутылку
на стол и рядом с нею аккуратно расположил три сигары.Потомонпошелна
галерею, принес оттуда палубное кресло и комфортабельно разлегся внем.Он
будет курить сигары и размышлять над создавшейся проблемой.
А проблема была трудная. Лучше бы ему не вылавливать этойбутылки!Но
бутылка была перед ним. Море, откуда приходит так много тревог, - зачемоно
пригнало к нему эту бутылку, разрушившую его душевный покой!
В этой сонной стране, где времени было больше,чемнужно,онпривык
размышлять даже над ничтожными вещами.
Много самых причудливых гипотез пришло емувголовупоповодуэтой
бутылки, но каждая в конце концов оказывалась вздором.
Такие бутылки порою бросают с тонущих или потерпевших авариюкораблей,
вверяя этим ненадежным вестникам призыв о помощи. Но ведь не прошлоитрех
часов с тех пор, как он видел "Идалию" онабылацелаиневредима.Может
быть, на яхте взбунтовались матросы, пассажиры заперты втрюмеиписьмом,
заключенным в бутылке, молят о помощи! Нет, это слишком неправдоподобно,и,
кроме того, неужели взволнованные узники стали бы исписывать мелким почерком
четыре страницы, чтобы подробно доказывать, почему их необходимо спасти?
Так постепенно, путем исключения, онзабраковалвсеэтиневероятные
гипотезы и остановился на одной,гораздоболееправдоподобной:письмов
бутылке было адресовано ему. Ида знает, что он в Коралио; проезжая мимо, она
бросила свое послание в море, а ветер пригнал его к берегу.
Едва Джедди пришел к такому выводу,какналбуунегопрорезалась
морщинка и возле губ появилось выражениеупрямства.Онпродолжалсидеть,
глядя в открытую дверь на гигантских светляков, бредущих по тихим улицам.
Если это послание было от Иды, о чем она могла писатьему,какнео
примирении? Но в таком случае, зачем она вверилась сомнительной и ненадежной
бутылке? Ведь для писем существует почта. Бросать в море бутылку списьмом!
Это легкомыслие, это дурной тон. Это даже, если хотите, обида!
При этой мысли в нем пробудилась гордыня, которая заглушила всепрочие
чувства, воскрешенные в нем найденной бутылкой.
Джедди надел пиджак ишляпуивышел.Вскореоноказалсянакраю
маленькой площади, где играл оркестр илюди,свободныеотвсякихдели
забот, гуляли и слушали музыку. Пугливые сеньоритытоиделопроносились
мимо него со светляками в черных, как смоль, волосах, улыбаясь емуробкои
льстиво.
Воздух одурял ароматами жасмина и апельсинных цветов.
Консул замедлил шагивозледома,гдежилБернардБрэнигэн.Паула
качалась в гамаке на галерее. Она выпорхнула, словно птицаизгнезда.При
звуках голоса Джедди на щеках у нее выступила краска.
Ее костюм очаровал его: кисейное платье, всевоборках,смаленьким
корсажем из белой фланели - какойстиль,сколькоизяществаивкуса!Он
предложил ей пойтипрогуляться,ионипобреликстаринномуиндейскому
колодцу, выкопанному под горой у дороги Сели рядом наКолодезномсрубе,и
там Джедди наконец-то сказал те слова, которых от него такдавнождали.И
хотя он знал, что ему не будет отказа, он весь задрожал от восторга, увидев,
как легка была его победа и сколько счастья доставила онапобежденной.Вот
сердце, созданное для любви и верности. Не былоникокетливыхужимок,ни
расспросов, ни других, требуемых приличиями, капризов.
Когда Джедди в этот вечер целовалПаулуудверейеедома,онбыл
счастлив как никогда.
Здесь, в этом царстве лотоса,
В этой обманной стране,
Покоиться в сонной истоме -
казалосьему,какимногиммореходам до него, самым упоительным и самым
легким делом. Будущее у него идеальное. Он очутился в, раю, где нет никакого
змея. Его Ева будет воистину частьюегосамого,недоступнаясоблазнами
оттого лишь более соблазнительная. Сегодня он избрал свою долю, и его сердце
было полно спокойной, уверенной радости.
Джедди вернулся ксебе,насвистываяэтусладчайшуюипечальнейшую
любовную песню, "La Golondrina" (5). Удверикнемунавстречупрыгнула,
весело болтая, его ручная обезьянка.