- Но ведь Марию ты полюбил?
- Да. Сразу и очень крепко.
- Я ее тоже люблю. Очень люблю. Да. Очень.
- Я тоже, - сказал Роберт Джордан и почувствовал, что голос у него звучит
глухо. - Да. Я тоже. - Ему было приятно говорить это, и он еще раз произнес эту
фразу, такую церемонную по-испански: - Я ее очень сильно люблю.
- Я оставлю вас вдвоем, после того как мы побываем у Эль Сордо.
Роберт Джордан помолчал. Потом ответил:
- Это не нужно.
- Нет, друг. Нужно. Времени осталось немного!
- Ты прочитала это у меня на руке? - спросил он.
- Нет. Забудь про свою руку - это все глупости.
Она хотела отбросить это, как и многое другое, что могло повредить
Республике.
Роберт Джордан промолчал. Он смотрел, как Мария убирает в пещере посуду. Она
вытерла руки, повернула голову и улыбнулась ему. Ей не было слышно, что говорила
Пилар, но, улыбнувшись Роберту Джордану, она покраснела так густо, что румянец
проступил сквозь ее смуглую кожу, и снова улыбнулась.
- Есть еще день, - сказала женщина. - У вас есть ночь, но еще есть, и день.
Конечно, такой роскоши, какая была в мое время в Валенсии, вам не видать. Но
землянику или другую лесную ягоду и здесь можно найти. - Она засмеялась.
Роберт Джордан положил руку на ее широкое плечо.
- Тебя я тоже люблю, - сказал он. - Я тебя очень люблю.
- Ты настоящий Дон-Жуан, - сказала женщина, стараясь не показать, что она
растрогана. - Так недолго и всех полюбить. А вон идет Агустин.
Роберт Джордан вошел в пещеру и направился прямо к Марии. Она смотрела на
него, и глаза у нее блестели, а лицо и шея снова залились краской.
- Здравствуй, зайчонок, - сказал он и поцеловал ее в губы.
Она крепко прижала его к себе, посмотрела ему в лицо и сказала:
- Здравствуй! Ох, здравствуй! Здравствуй!
Фернандо, все еще покуривавший за столом, теперь встал, покачал головой и
вышел из пещеры, захватив по дороге свой карабин, приставленный к стене.
- По-моему, это очень неприлично, - сказал он Пилар. - И мне это не нравится.
Ты должна следить за девушкой.
- Я и слежу, - сказала Пилар. - Этот товарищ - ее novio [жених (исп.)].
- О, - сказал Фернандо. - Ну, раз они помолвлены, тогда это в порядке вещей.
- Рада слышать, - сказала женщина.
- Я тоже очень рад, - важно сказал Фернандо. - Salud, Пилар.
- Ты куда?
- На верхний пост, сменить Примитиво.
- Куда тебя черти несут? - спросил важного маленького человечка Агустин.
- Исполнять свой долг, - с достоинством сказал Фернандо.
- Долг! - насмешливо проговорил Агустин. - Плевать на твой долг! - Потом,
повернувшись к женщине: - Где же это дерьмо, которое я должен караулить?
- В пещере, - сказала Пилар. - Два мешка. И сил моих больше нет слушать твою
похабщину.
- Твою мать, - сказал Агустин.
- Своей-то у тебя никогда и не было, - беззлобно сказала Пилар, поскольку
этот обмен любезностями уже дошел до той высшей ступени, на которой в испанском
языке действия никогда не констатируются, а только подразумеваются.
- Что это они там делают? - теперь уже вполголоса спросил Агустин.
- Ничего, - ответила ему Пилар. - Nada. Ведь как-никак, а сейчас весна,
скотина.
- Скотина, - повторил Агустин, смакуя это слово.
- Скотина. А ты сама-то?
Отродье самой что ни на есть сучьей суки. И плевал я на весну, так ее и так!
Пилар хлопнула его по плечу.
- Эх ты, - сказала она и засмеялась своим гулким смехом. - Все ругательства у
тебя на один лад. Но выходит крепко. Ты видал самолеты?
- Наблевал я в их моторы, - сказал Агустин, утвердительно кивнув головой, и
закусил нижнюю губу.
- Здорово! - сказала Пилар. - Это здорово! Только сделать трудно.
- Да, слишком высоко добираться. - Агустин ухмыльнулся. - Desde luego. Но
почему не пошутить?
- Да, - сказала жена Пабло. - Почему не пошутить? Человек ты хороший, и шутки
у тебя крепкие.
- Слушай, Пилар, - серьезно сказал Агустин. - Что-то готовится. Ведь верно?
- Ну, и что ты на это скажешь?
- Скажу, что хуже некуда. Самолетов было много, женщина. Очень много.
- И ты испугался их, как все остальные?
- Que va, - сказал Агустин. - Как ты думаешь, что там готовится?
- Слушай, - сказала Пилар. - Судя по тому, что этот Ingles пришел сюда
взрывать мост, Республика готовит наступление. Судя по этим самолетам, фашисты
готовятся отразить его. Но зачем показывать самолеты раньше времени?
- В этой войне много бестолочи, - сказал Агустин. - В этой войне деваться
некуда от глупости.
- Правильно, - сказала Пилар. - Иначе мы бы здесь не сидели.
- Да, - сказал Агустин. - Мы барахтаемся в этой глупости вот уже целый год.
Но Пабло - он не дурак. Пабло - он изворотливый.
- Зачем ты это говоришь?
- Говорю - и все.
- Но пойми ты, - старалась втолковать ему Пилар. - Изворотливостью теперь уже
не спасешься, а у него ничего другого не осталось.
- Я понимаю, - сказал Агустин. - Я знаю, что нам пути назад нет. А раз
уцелеть мы можем, только если выиграем войну, значит, надо взрывать мосты. Но
Пабло хоть и стал трусом, а все-таки он хитрый.
- Я тоже хитрая.
- Нет, Пилар, - сказал Агустин. - Ты не хитрая. Ты смелая. Ты верный человек.
Решимость у тебя есть. Чутье у тебя есть. Решимость у тебя большая и сердце
большое. Но хитрости в тебе нет.
- Ты в этом уверен? - задумчиво спросила женщина.
- Да, Пилар.
- А Ingles хитрый, - сказала женщина. - Хитрый и холодный. Голова у него
холодная.
- Да, - сказал Агустин. - Он свое дело знает, иначе его не прислали бы сюда.
Но хитер ли он, я не берусь судить. А Пабло хитрый - это я знаю.
- Но теперь он ни на что не пригоден и от страху с места не сдвинется.
- Но все-таки хитрый.
- Ну, что ты скажешь еще?
- Ничего. Тут надо подойти с умом. Сейчас такое время, что действовать надо с
умом. После моста нам придется уходить из этих мест. Нужно все подготовить. Мы
должны знать, куда уходить и как уходить.
- Правильно.
- Для этого - Пабло. Тут нужна хитрость.
- Я не доверяю Пабло.
- В этом можно на него положиться.
- Нет. Ты не знаешь, какой он стал.
- Pero es muy vivo. Он очень хитрый. А если тут не схитрить, будем сидеть по
уши в дерьме.
- Я об этом подумаю, - сказала Пилар. - У меня целый день впереди.
- Мосты - это пусть иностранец, - сказал Агустин. - Они это дело знают.
Помнишь, как тот все ловко устроил с поездом?
- Да, - сказала Пилар. - Он тут был всему голова.