А
еще через неделю случилось то, чего он так ждал."Икудавсе
этоделось,--вздохнулГанин.--Гдетеперьэтосчастье и
солнце, эти рюхи, которые так славнозвякалиискакали,мой
велосипедснизкимрулем и большой передачей?.. По какому-то
там закону ничто не теряется, материю истребить нельзя, значит,
где-то существуют и по сей час щепки от моихрюхиспицыот
велосипеда.Давотбедавтом, что не соберешь их опять,--
никогда, Я читал о "вечномвозвращении"...Ачтоеслиэтот
сложный пасьянс никогда не выйдет во второй раз? Вот... чего-то
никак не осмыслю... Да: неужели все это умрет со мной? Я сейчас
один в чужом городе. Пьян. От коньяка и пива трещит башка. Ноги
вдостальнашатались.И вот сейчас может лопнуть сердце,-- и с
ним лопнет мой мир... Никак не осмыслю..."
Он оказался опять в том же сквере, но теперьбылосовсем
холодно, небо к вечеру подернулось обморочной бледнотой.
"Осталосьчетыре дня: среда, четверг, пятница, суббота. А
я сейчас могу умереть..."
"Подтянуться! --вдругпробормоталон,сдвинувтемные
брови.-- Довольно. Пора домой",
Наплощадкелестницы он встретился с Алферовым, который,
слегка сгорбившись всвоемшироченномпальтоистарательно
выпучив губы, совал ключ в замочную скважину лифта.
-- Идугазетупокупать,ЛевГлебович.Хотите,вместе
пройдемся?
-- Благодарю,-- сказал Ганин и прошел к себе. Новзявшись
заручку двери, он остановился. Им овладел мгновенный соблазн.
Он услышал, как Алферов вошел влифт,какмашинаструдным
глухим грохотом опустилась до низу и там лязгнула.
"Унесло...--подумалон,покусываягубы.--Ачерт...
рискну". Судьба так захотела, чтобыминутпятьспустяКлара
постучаласьк Алферову, чтобы спросить, нет ли у него почтовой
марки. Сквозь верхнеематовоестеклодверижелтелсвет,и
потому она решила, что Алферов дома.
-- Алексей Иванович,-- сказала Клара, одновременно стуча и
приоткрывая дверь,-- нет ли у вас...
Она в изумленьи запнулась. У письменного стола стоял Ганин
и поспешно задвигал ящик. Он оглянулся, блеснув зубами, толкнул
ящик бедром и выпрямился.
-- Ах,Божемой,--тихосказалаКлара и попятилась из
комнаты.
Ганин быстрошагнулкней,находувыключивсвети
захлопнувдверь.Клараприслониласькстеневполутемном
коридоре и с ужасом гляделананего,прижавпухлыерукик
вискам.
-- Божемой...--повторилаонатакжетихо.-- Как вы
могли...
С медленным грохотом, словно отдуваясь, поплыл вверх лифт.
-- Возвращается...-- таинственно шепнул Ганин. -- О, яне
выдамвас,--горьковоскликнулаКлара,несводяснего
блестящих, влажных глаз,-- но как вы могли? Ведь оннебогаче
вас.
-- О, яне
выдамвас,--горьковоскликнулаКлара,несводяснего
блестящих, влажных глаз,-- но как вы могли? Ведь оннебогаче
вас... Нет, это кошмар какой-то.
-- Пойдемтеквам,--сказалсулыбкой Ганин.-- Я вам,
пожалуй, объясню...
Она медленно отделилась от стены и, нагнув голову, пошла в
свою комнату. Там было тепло, пахло хорошими духами,настене
былакопияскартиныБеклина"Островмертвых", на столике
стояла фотография -- Людмилино лицо, очень подправленное.
-- Мыснеюпоссорились,--кивнулГанинвсторону
снимка,-- Не зовите меня, если она будет у вас. Все кончено.
Клара села с ногами на кушетку и, кутаясь в черный платок,
исподлобья глядела на Ганина.
-- Всеэтоглупости,Клара,-- сказал он, садясь рядом с
ней и опираясь на выпрямленную руку.-- Неужели вы думаете,что
ядействительно крал деньги? Но, конечно, мне будет неприятно,
если Алферов узнает, что я залезал к нему в стол.
-- Да чтожевыделали?Чтомоглобытьдругого?--
зашептала Клара.-- Я от вас не ожидала этого, Лев Глебович.
-- Какаявыправо смешная,-- сказал Ганин и заметил, что
еебольшие,ласковые,слегканавыкатеглазачересчуруж
блестят,чтослишком уж взволнованно поднимаются и спадают ее
плечи под черным платком.
-- Полноте,-- улыбнулся он.-- Ну хорошо, предположим, я --
вор, взломщик. Но почему это вас так тревожит?
-- Уходите, пожалуйста,-- тихо сказала Клараиотвернула
голову. Он рассмеялся, пожал плечом...
Когда же дверь за ним закрылась, Клара заплакала и плакала
долго,тяжелымиблестящимислезами,которыеравномерно
возникали на ее ресницах и сползали продолговатымикаплямипо
ее запылавшим от рыданий щекам.
-- Бедныймой,--бормоталаона,--до чего жизнь довела
его. И что я могу ему сказать...
Раздался легкий стук в стену изкомнатытанцоров.Клара
сильновысморкалась,прислушалась.Стукповторилсяопять,
по-женски бархатный: это, верно, стучал Колин. Потом прокатился
смех, кто-то воскликнул: "Алек, о Алек, перестань...",-- идва
голоса глухо и нежно затараторили.
Клараподумала о том, что завтра, как всегда, нужно ехать
на службу, дошестистучатьпокнопкам,следязалиловой
строчкой,которая с зернистым потрескиваньем высыпает на лист,
или же, если дела нет, читать, подперев ее об черный ремингтон,
одолженную, бесстыдно растрепанную книгу. Она сварила себе чай,
вяло поужинала,потомдолгораздевалась,вздыхаяилениво
двигаясь.Лежавпостели, она слышала, что рядом, в номере у
Подтягина, голоса, кто-товходил,выходил,неожиданноголос
Ганина что-то громко сказал, Подтягин ответил тихо, сокрушенно.
Онавспомнила, что старик сегодня опять ездил насчет паспорта,
что у неготяжелаяболезньсердца,чтожизньпроходит:в
пятницуей минет двадцать шесть лет.