А голоса все звучали,-- и
Кларе казалось, что она живет в стеклянном доме, колеблющемся и
плывущем куда-то. Шум поездов,особеннояснослышныйпоту
сторонукоридора,добиралсяисюда,икроватькакбудто
поднималась и покачивалась. Перед ней мелькнуласпинаГанина,
которыйсклонялсянад столом и оглядывался через плечо, скаля
яркие зубы. А потом она уснула и во сне виделакакую-точушь:
будтоселав трамвай, а рядом старушка, необыкновенно похожая
на ее тетку, жившую в Лодзи, быстро говорит что-топо-немецки,
иоказываетсяпонемногу,чтоэтововсенеее тетка, а та
радушная торговка, у которой Клара по дороге на службу покупает
апельсины.
V
В этот вечер к АнтонуСергеевичузашелгость.Этобыл
старыйгосподинсжелтоватымиусами,подстриженнымина
английский манер, солидный, очень опрятно одетый, всюртукеи
полосатых штанах... Подтягин его потчевал бульоном магги, когда
вошел Ганин. Воздух был синеват от папиросных паров.
-- ГосподинГанин, господин Куницын,-- и Антон Сергеевич,
сияя стеклами пенсне и посапывая, вдавилГанинасвоеймягкой
рукой в кресло.
-- Это,ЛевГлебович,мойстарыйоднокашник, когда-то
шпаргалки мне писал. Куницын осклабился.
-- Было дело,-- проговорил он низким, круглым голосом.-- А
позвольте вас спросить, дорогой Антон Сергеевич, который теперь
час?
-- Да ну вас, час детский,можноещепосидеть.Куницын
встал, подтягивал жилет. -- Супруга ждет, не могу.
-- Нучтоже,не смею удерживать,-- развел руками Антон
Сергеевич и бочком, через пенсне поглядел нагостя,--ажене
вашей кланяйтесь. 'Не имею чести знать, но поклон передайте.
-- Благодарю,--сказалКуницын.--Оченьприятно. Всего
доброго. Пальто я, кажется, в передней оставил.
-- Явасещепровожу,--сказалПодтягин.--Простите,
пожалуйста, Лев Глебович, сейчас вернусь,
Оставшисьодин,Ганинпоудобнее уселся в старом зеленом
кресле и в раздумье улыбнулся. Он зашел к старому поэту, оттого
что это был, пожалуй,единственныйчеловек,которыймогбы
понятьего волненье. Ему хотелось рассказать ему о многом,-- о
закатах над русским шоссе, о березовых рощах.Впереплетенных
старыхжурналах"ВсемирнаяИллюстрация"да"Живописное
Обозрение"ведьбывалиподвиньеткамистихиэтогосамого
Подтягина.АнтонСергеевич вернулся, хмуро покачивая головой.
-- Обиделменя,--сказалон,садяськстолуибарабаня
пальцами.--Ах,какобидел...--Вчем дело? -- улыбнулся
Ганин.
Антон Сергеевич снял пенсне, вытер его краем скатерти.
-- Презирает он меня, вот в чем дело. Знаете, чтоонмне
давечасказал?Посмотрелс этакой холодной усмешечкой,-- вы,
говорит, стихи свои пописывали, а я не читал.
Знаете, чтоонмне
давечасказал?Посмотрелс этакой холодной усмешечкой,-- вы,
говорит, стихи свои пописывали, а я не читал. А если бычитал,
терялбыто время, что отдавал работе. Вот что он мне сказал,
Лев Глебович; я вас спрашиваю, умно ли это?
-- А кто он такой? -- спросил Ганин. -- Да черт его знает.
Деньги делает. Эх-ма. Он человек, видите ли...
-- Что же тут обидного, Антон Сергеич? У негоодно,ау
вас другое. Ведь вы его, небось, тоже презираете.
-- Ах, Лев Глебович,-- заволновался Подтягин,-- да разве я
не прав,колипрезираюего? Не это ведь ужасно, а ужасно то,
что такой человек смеет мне деньги предложить...
Он открыл кулак,выбросилнастолсмятуюбумажку.--
...ужасното,чтояпринял. Извольте любоваться,-- двадцать
марковей, чтобы их черт подрал.
Старик совсем растрепетался, жевал губами, седая щетка под
нижней губой прыгала, толстые пальцы барабанили по столу. Потом
он с болезненным присвистом вздохнул и покачал головой.
-- Петька Куницын... Как же, все помню...Хорошоучился,
подлец. И аккуратный такой был, при часах. Пальцем показывал во
время урока, сколько минут до звонка. Первую гимназию с медалью
кончил.
-- Страннодолжнобытьвамэто вспоминать,-- задумчиво
сказал Ганин.-- Странно вообще вспоминать, ну хотя быто,что
несколькочасовназадслучилось, ежедневную -- и все-таки не
ежедневную -- мелочь. Подтягин внимательно и мягко посмотрел на
него. -- Что это свами.ЛевГлебович?Лицоуваскак-то
светлее.Опять,чтоли,влюблены?Анасчетстранностей
воспоминанья... Фу ты, как хорошо улыбнулся... -- Янедаромк
вамзашел,АнтонСергеич...--Ая вас Куницыным угостил.
Берите пример с него. Вы как учились?
-- Таксебе,--опятьулыбнулсяГанин.--Балашовское.
училищевПетербурге,знаете?--продолжалон,слегка
подлаживаясь под тон Подтягина, какэточастобывает,когда
говоришьсостариком.--Ну,вот.Помню тамошний двор. Мы в
футбол лупили. Подаркойбылисложеныдрова.Мяч,бывало,
собьет полено.
-- Мыбольшевлаптуигралида в казаки-разбойники,--
сказал Подтягин.-- Вот жизнь и прошла,-- добавил он неожиданно.
-- А я, знаете, Антон Сергеевич, сегодня вспоминалстарые
журналы, в которых были ваши стихи. И березовые рощи.
-- Неужелипомните,--ласковои насмешливо повернулся к
нему старик.-- Дура я, дура,-- я ведь из-за этих берез всю свою
жизнь проглядел, всю Россию.Теперь,славаБогу,стиховне
пишу.Баста.Совестнодажевбланкивписывать: "поэт". Я,
кстати,сегодняопятьничертанепонял.Чиновникдаже
обиделся. Завтра снова поеду. Ганин посмотрел себе на ноги и не
спешазаговорил: -- В школе, в последних классах, мои товарищи
думали, что у меня есть любовница, да еще какая: светская дама.