.. дышать,-- с трудом проговорил Подтягин.-- Не
мог к вам войти... так ослаб. Один... -не хотел умирать.
-- Сидите смирно, АнтонСергеевич.Скородень.Позовем
доктора.
Подтягинмедленнопотерлобрукой,задышал ровнее. --
Миновало,-- сказал он.-- На время миновало. Уменявсекапли
вышли. Потому было так худо.
-- И капель купим. Хотите перебраться ко мне на постель?..
-- Нет...Япосижуипойдук себе. Миновало. А завтра
утром...
-- Отложим до пятницы,-- сказал Ганин.-- Виза не убежит.
Подтягиноблизалтолстым,пупырчатым.языкомзасохшие
губы:
-- МенявПариже давно ждут, Левушка. А у племянницы нет
денег выслать мне на дорогу. Эх-ма...
Ганин сел на подоконник (и мельком подумал: "Ятаксидел
совсемнедавно,.ногде?" И вдруг вспомнил-- цветную глубину
беседки, белый откидной столик, дырку на носке).
-- Потушите,пожалуйста,свет,голубчик,--попросил
Подтягин.-- Больно глазам.
Вполутьмевсепоказалосьочень странным: и шум первых
поездов, и эта большая седая тень в кресле,иблескпролитой
воды на полу. И все это было гораздо таинственнее и смутнее той
бессмертной действительности, которой жил Ганин.
IX
Утром Колин заваривал для Горноцветова чай. В этот четверг
Горноцветовдолженбылрано поехать за город, чтобы повидать
балерину, набиравшую труппу, и потому всевдомеещеспали,
когдаКолин,внеобыкновенногрязномяпонском халатике и в
потрепанныхботинкахнабосуногу,поплелсявкухнюза
кипятком.Егокруглое,неумное,оченьрусскоелицо,со
вздернутым носом и синими томными глазами (самондумал,что
похожна верленовского "полу-пьерро, полу-гаврош", было помято
и лоснилось, белокурые волосы, еще не причесанные на косой ряд,
падали поперек лба, свободные шнурки ботинок со звукоммелкого
дождяпохлестывали об пол. Он по-женски надувал губы, возясь с
чайником, а потом стал что-то мурлыкать, тихо и сосредоточенно.
Гроноцветовкончалодеваться,завязывалбантикомпятнистый
галстукпередзеркалом, сердясь на прыщ, только что срезанный
при бритье и теперь сочащийся желтой кровью сквозь плотный слой
пудры. Лицо унегобылотемное,оченьправильное,длинные
загнутыересницыпридавалиегокарим глазам ясное, невинное
выраженье,черныекороткиеволосыслегкакурчавились,он
по-кучерскибрилсзадишеюиотпускал бачки, которые двумя
темными полосками загибались вдоль ушей.Былон,какиего
приятель,невысокого роста, очень тощий, с прекрасно развитыми
мускулами ног, но узенький в груди и в плечах.
Они подружились сравнительно недавно, танцевали врусском
кабарегде-тонаБалканах и месяца два тому назад приехали в
Берлинвпоискахтеатральнойфортуны.
Особыйоттенок,
таинственнаяжеманностьнесколькоотделялаихот остальных
пансионеров,но,говоряпосовести,нельзябылопорицать
голубиное счастье этой безобидной четы.
Колин,послеуходадруга,оставшисьодин в неубранной
комнате,открылприбордляотделкиногтейи,вполголоса
напевая,сталподрезыватьсебезаусенцы.Чрезмерной
чистоплотностью он не отличался, зато ногти держалвотменном
порядке.
Вкомнатетяжелопахло ориганом и потом; в мыльной воде
плавал пучок волос, выдернутых из гребешка. По стенам поднимали
ножку балетные снимки; на столе лежал большой раскрытый веери
рядом с ним -- грязный крахмальный воротничок.
Колин,полюбовавшисьнапунцоватыйблесквычищенных
ногтей, тщательно вымыл руки, натер лицо и шею туалетной водой,
душистой до тошноты, скинув халат, прошелся нагишом на пуантах,
подпрыгнул с быстрой ножною трелью, проворнооделся,напудрил
нос,подвел глаза и, застегнув на все пуговицы серое, в талию,
пальто, пошел прогуляться, ровным движеньем поднимая иопуская
конец щегольской тросточки.
Возвращаясьдомойкобеду,он обогнал у парадной двери
Ганина, который толькочтопокупалваптекелекарстводля
Подтягина.Старикчувствовалсебяхорошо, что-то пописывал,
ходил по комнате, но Клара, посоветовавшись сГаниным,решила
не пускать его сегодня из дому.
Колин,подоспев сзади, сжал Ганину руку повыше локтя. Тот
обернулся: -- А, Колин... хорошо погуляли?
-- Алек сегодня уехал,-- заговорил Колин, поднимаясь рядом
с Ганиным по лестнице.--Яужасноволнуюсь,получитлион
ангажемент...
-- Так, так,-- сказал Ганин, который решительно не знал, о
чем с ним говорить. Колин засмеялся:
-- ААлферов-товчера опять застрял в лифте. Теперь лифт
не действует...
Он повел набалдашником трости поперилуипосмотрелна
Ганина с застенчивой улыбкой:
-- - Можно у вас посидеть немного? Мне что-то очень скучно
сегодня...
"Нуты,брат,не вздумай со скуки ухаживать за мной",--
мысленно огрызнулся Ганин, открываядверьпансиона,ивслух
ответил:
-- Ксожалению,ясейчасзанят.Вдругой раз. -- Как
жаль,-- протянул Колин, входя за Ганиным и прикрываязасобой
дверь.Дверьнеподдалась,кто-тосзадипросунул большую,
коричневую руку, и оттуда басистый берлинский голос грянул:--
Одно мгновенье, господа.
Ганини Колин оглянулись. Порог переступил усатый, тучный
почтальон.--ЗдесьживетгеррАлфэров?--Перваядверь
налево,--сказалГанин.--Благодарю,--напесенныйлад
прогудел почтальон и постучался вуказанныйномер.Этобыла
телеграмма.
-- Чтотакое?Что такое? Что такое? -- судорожно лепетал
Алферов, неловкими пальцами развертывая ее.