Снова сосредоточилась на Касизе; все время ощущала, что он снова пробует продраться в мое сознание, завязать диалог, диалог жутких образов; составить для меня капкан из моих же собственных моментов слабости и отчаяния, моих страхов и моих провалов… Поистине самая великая битва всегда ведется внутри нас – и Касиз это знал. Все экстрасенсы с темным Даром это знают и используют.
И тут…
Чик-чик.
Я даже не поняла, что случилось. Опора подо мной распалась… и вот теперь я точно начала падать!
Я взвизгнула и краем глаза увидела Панду, который стоял на подоконнике балкона. Удерживаясь одной рукой, он, напряженный как струна, вытянул другую, удлиненную сверкающей катаной, а дохлый кот подманил меня к нему поближе. И Вадим чикнул… по куртке… очень острой штукой!
Высота была огромной, но кусок куртки у меня оставался, и я заорала, пробуя сконцентрировать Дар и остановить падение, трансформировать сценарий из «в лепешку» до «травмы и повреждения средней тяжести, совместимые с жизнью»…
…врезалась в какое-то крупное дерево, визжа, хватаясь за все ветки, просвистела через крону, повисла на последнем сучке – до земли было еще метра два… и, наконец, сорвалась и свалилась.
Ничего себе – я успела спланировать изрядно в сторону. Никому бы и в голову не пришло связывать упавший с неба труп с башней «Алых парусов»… Хорошо еще, что бой увел нас не в пространство над Строгинским водохранилищем – я совсем не была уверена, что пережила бы падение в воду.
Рядом со мной стояли две молодые мамочки с колясками и таращились. Похоже, мое сошествие с небес в жилом квартале под «Алыми парусами» не осталось незамеченным. Ни мамы, ни младенцы не выказывали испуга или желания помочь; что же, в такое время живем. Всякое бывает.
Я огляделась – в принципе, если бы я сигала, хорошо оттолкнувшись, с крыши или с какого-нибудь достаточно высокого этажа ближайшей девятиэтажки, место падения было бы сходным. Повезло, что не приложилась головой. Головой я ем и думаю, а потому ценю эту часть тела.
Девушки решили не ввязываться ни в какие истории и синхронно развернулись, увозя своих двухлеток от облепленной листьями, странной окровавленной тети.
Сверху запоздало свалились обрывки куртки.
Приподнявшись, я посмотрела на длинный порез на бедре, на плече до локтя – тихо взвыла «ы-ы-ы»… мелкие травмы и увечья в мой план спасения мира как-то не входили… гордо погибнуть – да, спасти Москву ценой своей жизни – да, а вот ходить швы накладывать в травмпункт?… Не тот формат!
– Панда, сволочь…
Выглядело страшно… щипалось, но не сказать, чтобы уж очень сильно болело… и рубанул он не по моим ногам, хотя, видимо, мог.
Трансформированную связку ключей я все еще сжимала в кулаке. Страшный шипастый кистень исчез еще где-то в воздухе.
Приложила волевое усилие, разжала кулак, ужаснувшись побелевшим и посиневшим костяшкам пальцев и выступившим на тыльной стороне ладони венам. Ключи звякнули в пыль.
Очнулась окончательно. Ухмыльнулась своей глупости.
Лежа пошарила по уцелевшим карманам куртки. Паспорт, деньги, телефон… все. Все, что надо, все, что позволяет человеку жить в Москве.
Остатки моей любимой одежки можно бросить тут.
Мобильник деликатно сообщил – снова CMC. Дрожащими пальцами неизвестно чем обляпанной руки я ткнула в кнопку. Надо все-таки прикупить модельку посовременнее… ...
«Совещание, не забудь».
«Ксюша, как дела? Я волнуюсь. Позвони мне. Шеф».
«Ник, ну чё? Ч.».
Я задрала голову и посмотрела вверх. Естественно, никаких следов воздушного сражения в воздухе не обнаружила. Ну что же…
Будем жить!
Глава 10
К цели, не замечая препятствий
Главное назначение белемнитовых знахарских препаратов из чертова пальца – резко усилить защитные силы организма. Маги используют их для охранных ритуалов… если найдут
Я набрала номер телефона Васьки.
– Ларионов, – жестко отозвался «самсунг». Я ухмыльнулась, хотя и хромала, кривясь от боли, – ответ свидетельствовал о крайней степени напряженности, испытываемой Ларри.
– Васьк, я цела.
– Ага. Принято. А…
– Кота видела, этого, второго, человекообразного, тоже. Это он. Ты подумай теперь, как навести на него следаков, – грустно сказала я. Внутренний голос настойчиво подсказывал – на господина Федотова ничего найдено не будет. Я предложила поганцу заткнуться.
– А…
– Я цела, чуть поцарапана. Иду домой к Женьке, – сказала я. – Что Таня?
– Ну, возится с этим… как его… и кроме него, естественно… у нее же еще пациенты… Помощь не нужна?
– Нет.
– Швабру не забудь вернуть, меня тут уборщицы чуть не съели…
– Швабру надо будет покупать новую, или зайди к некроманту и поищи на балконе, – огрызнулась я. – Вменишь обвинение о похищении швабры из полицейского участка.
– Угу. И еще. Висюлька на браслете рассыпалась. И – тут георадар пришел.
– Что?…
– Висюлька рассыпалась…
– Вась, это я поняла. Закрути все осколки в белую бумагу поплотнее, потом остатки браслета и Талисмана надо будет закопать. Ты думаешь, почему в реанимацию к Таньке не едешь?… Талисман сработал, не только я. Так кто там пришел?…
– Георадар. Кама звать. Катька прислала. Нашел людей в обезьяннике, читает им лекцию о пользе вегетарианства, – грустно сказал Васька. – У него времени мало, он свое экспедиционное оборудование притащил. Я сказал, у нас тоже немного. Через час около подвала, ага? И там же закопаем остатки браслета…
– Какой георадар? Какая Кама? – Я чуть тупила после падения, хромая к остановке трамваев.
– У парня прозвище – Кама, он принес георадар, – терпеливо объяснял Васька. – Ты говорила, надо поискать скорлупу, из которой вылупился Саурон. Так вот, я изложил задачу Катьке, она прислала лучшего спеца по этому делу, по подземному поиску в условиях города, он сейчас в участке… причем, говорит, наше Щукино знает.
– Я поняла, георадар просвещает алкашню… давай, правда, около подвала через час, ладно?
– Ник, ты точно в норме?
– Ну да.
– А если швабра осталась на балконе… Погоди, он тебя скинул? С балкона?…
– Сейчас, – ответила я твердо, – я живая и целая, хотя и покоцанная, иду вдоль ограды шестой больницы, к трамваям. На трамвае я приеду к Женьке, приму душ, поем, переоденусь и приду к дому Мерлина. Пусть великая река течет туда же.
– Какая река? – осторожно поинтересовался Васька. – А-а-а, Ка-ама… ага, я с ним. Копать… надо будет?
– Я не знаю. Правда, Вась, давай уже там… ты давай пока один, без орлов с лопатами…
В трамвае благополучные граждане от меня отстранялись и думали очень громко. Самые лояльные мысли были о том, что меня сбила машина или переехал трамвай. Я только морщилась, пытаясь не сосредотачиваться на подсчете триллионов микробов, заползающих в мои глубокие царапины. Кровь не останавливалась; видок был так себе. И тем не менее самочувствие было много лучше ожидаемого, и Сила оставалась при мне, хоть снова в бой. Однако я постаралась предельно расслабиться. Закрыла глаза, прислонила к прохладной вертикальной стойке трамвая лоб. И…
В комнате плакал маленький ребенок.
Он плакал так, как умеют обиженные малыши – навзрыд, широко разевая розовый ротик, в котором белели всего два крошечных зубика.
У малыша болел животик, а еще ему было страшно, очень страшно. Но дети в возрасте полугода не могут это сказать словами, а потому просто плачут, изводя мам. Мама раза два вставала ночью, не выспалась, выглядела плохо, а ведь на сегодня у нее были определенные планы.
Мама тщательно красилась на кухне.
С одним накрашенным глазом она бросилась к мальчику:
– Ну, Мишка, ну что же ты… давай еще эспумизана… водички? Дай посмотрю… памперс сухой… кушать рано, миленький, успокойся… скоро няня придет, пойдете гулять… да, давай откроем окошко, вот так, воздух, тепло же на улице. Ну, вот так, мой хороший.
Малыш и вправду затих, умильно гуля маме.
Мама положила его, включила симпатичный мобиль над кроваткой и снова бросилась к столику, заваленному косметикой.
Папа бросил маму, когда Мишке исполнилось два месяца. И сегодня мама шла на собеседование с потенциальным работодателем, с которым она переспала два дня назад. Мама понимала, что от этого собеседования зависит ее с Мишкой кусок хлеба на ближайшие годы. Иначе – ипотека не выплачена, муж разводится, но алиментов с него будет тысяч семь. Поэтому, проревев весь третий месяц Мишкиной жизни, мама затем стиснула зубы и, сидя на половинке грейпфрута, имбирном чае и двух вареных яйцах в день, срочным образом вернула себе сексапильность ценой грудного молока.
Зато Мишка начал плакать ночами.
Второй глаз удался еще лучше первого. Мама начала подкрашивать первый глаз, чтобы уравнять убойную силу. Мишка зашелся в крике. Ему было ужасно страшно – он, как и все дети до трех лет, видел намного больше, чем взрослые, но понимал меньше. И еще ему было больно – кот воткнул ему в грудку стальные когти, а от этого эспумизан не помогает.
Мама встала было из-за стола, мазнув карандашом мимо стрелки… но вдруг ход ее мыслей поменялся. Она села снова.
В конце концов, ей надо взять себя в руки. Няня, тупая клуша, заболела. Пришлось три часа назад звонить в агентство, приглашать срочно разовую тетку с Украины. Все утро мама прятала ценные вещи и документы, еще раз упрекнув себя в том, что не поставила камер слежения. Такое событие, а Мишка орет, как назло, и няня непривычная. Начнет еще звонить с хохляцким говорком: «Чой-та ваш мальчик неспокойный, вы бы возвернулись».
Сказав самой себе такую ужасную вещь от имени еще не появившейся няни-украинки, мама словно взбесилась.
Мишка захлебнулся криком. Ладно, он еще малыш совсем. Даже не садится толком. Вреда себе причинить не может. Ничего с ним не будет.
Мама схватила ватные диски, средство для снятия макияжа. Потом снова положила. Встала, зашла к ребенку. Она была хорошей мамой. Взяла мальчика на руки.
– Миша-Мишечка-малыш, отчего же ты не спишь… баю-бай, баю-бай, маму к дяде отпускай…
Миша завизжал прямо у мамы в руках – мама, тут чудовище!!! Но затем поверил родному теплу, родному биению сердца, пригрелся и снова вроде затих. Они бы без труда справились с чудовищем вместе.
Мама положила его. Вышла и села у стола к зеркалу.
Через три минуты мальчик снова закричал.
Мама деловито и очень тщательно сняла испорченный макияж, нанесла новый. По всем правилам сделала контуры и растушевки. Проверила, подготовлено ли питание для Миши, его детская водичка в нарядных бутылочках; распечатка для няни – врач, телефоны, все указания на вечер до 23:00 и дополнительные – до 24:00. Миша кричал. Мама нанесла последний слой лака на прическу, отправилась в ванную комнату надевать платье… и с облегчением убедилась, что малыш успокоился и затих.
В узком «футляре» мама была сногсшибательной. Макияж, прическа, сумочка, резюме, да и мозги на месте. Да, сегодня – победить, во имя отличного будущего – своего и Мишки.
В дверь позвонили.
Интеллигентная женщина за пятьдесят, с безупречным русским, изучила расписание, просмотрела бутылочки с питанием. Выслушала, что малыш долго плакал, теперь спит, и пусть спит – можно даже не гулять. Согласилась, что это будет разумно.