Не упускать. Вот как нынче.
– Мы же случайно столкнулись! – Почему‑то ей не удавалось оторвать взгляд от пола.
– Неужто? – И он тоже отвел взгляд, принялся рассматривать фонари на лужайке.
Высоко над головой роились крылатые насекомые. Искусственное освещение превратило его лицо в черно‑белую фотографию, резко проступили черты, залегли сероватые тени. Не лицо – рисунок карандашом. Геометрический чертеж. Анна поймала себя на том, что таращится во все глаза, словно ребенок на какое‑то чудо, и лишь слабый голос в отдаленном уголке сознания пытался напомнить: таращиться на людей – невежливо, невежливо тыкать пальцем, о деньгах говорить невежливо и о еде тоже, не говоря уж о манере выходить из‑за стола, не спросив разрешения. Сколько запретов, сколько правил этикета! И откуда только берутся?
– О чем вы сейчас думаете? – спросил он, повернув голову так, чтобы смотреть прямо на нее.
Анна поспешно прокручивала последние мысли, пытаясь найти среди них хоть одну, которую можно было бы высказать вслух.
– О судьбе, – солгала она. – Вы же сами заговорили…
– Не уверен, что судьба действует во время войны, – усмехнулся он. – Кажется, будто Господь выпустил все из‑под контроля и дети играют сами… испорченные дети. Вам не кажется, что мы в руках…
– А, Фосс, познакомьте меня с вашей очаровательной спутницей.
Это был голос того самого немца, которого Анна подслушала в кабинете Уилшира, голос четкий и резкий, как цокот копыт по щебенке. Фосс послушно сделал ритуальный жест в сторону Анны, лихорадочно перебирая страницы своего мозга в поисках имени. Пустота. Другой рукой с открытой ладонью он указал на генерала, высокого, лысеющего, с пенсне на жирной физиономии и козлиной бородкой. Вылитый профессор, специалист по истории искусства, например.
– Генерал Райнхардт Волтерс, позвольте вам представить… – Он обернулся к Анне, сдаваясь.
– Анна Эшворт, – подсказала она. – Живу здесь, у Уилширов.
– Красивый дом, – без особого энтузиазма похвалил Волтерс. – И вечер прекрасный. Вы – англичанка, мисс Эшворт?
– Да, англичанка, – ответила она, постаравшись смягчить голос.
– Простите за вопрос. Внешне вы не похожи, хотя говорите, как англичанка.
– Много загорала, – пояснила она.
– Вы только что приехали, насколько я понимаю? После Англии кое‑что покажется странным… тут. – Он растопырил пальцы, указывая на все вместе и ни на что в отдельности.
– Отсутствие затемнения?
– Хотя бы, – кивнул он, – и хорошие отношения с… с врагом. Мы тут в Лиссабоне все дружим между собой.
Волтерс усмехнулся, выставив напоказ желтые зубы и дырку позади клыка. Зря надеется. Анна отнюдь не собиралась поддерживать добрые отношения с врагом, во всяком случае, с этим врагом. Но тут ей припомнилось, что Фосс – тоже враг.
– Вы правы, генерал Волтерс, здесь война вовсе не ощущается, – признала она. – Наверное, если бы и здесь на голову падали бомбы, мы были бы не так любезны друг с другом. Но теперь… – И она поднесла к губам бокал шампанского.
– Совершенно верно, совершенно верно, – закивал Волтерс. – Капитан Фосс, на одно слово, будьте добры.
Фосс и генерал коротко поклонились Анне и, пройдя через террасу, ушли от фонарей, освещавших фасад здания, в матовую черноту сада. Анна пощупала шишку на голове и подумала: ей бы следовало усвоить урок. Но ее не подготовили к тому, что линия фронта окажется размытой. И что ей теперь делать с Карлом Фоссом, военным атташе немецкого посольства, если даже сейчас – самой себе не солжешь – она высматривает его и ждет его возвращения?
– Часть гостей останется на ужин, – сообщил Уилшир, двумя пальцами придерживая ее за плечо.
И что ей теперь делать с Карлом Фоссом, военным атташе немецкого посольства, если даже сейчас – самой себе не солжешь – она высматривает его и ждет его возвращения?
– Часть гостей останется на ужин, – сообщил Уилшир, двумя пальцами придерживая ее за плечо. Вечно он трогает ее руками. – Надеюсь, вы присоединитесь к гостям?
Ответа Уилшир не дождался, его подхватила и унесла та самая группка женщин, которых он совокупно окрестил румынками. Воспользовавшись этим прикрытием, Анна спустилась по ступенькам и скрылась в темноте. Первая часть вечеринки заканчивалась.
– Je vous remercies infinement, – услышала Анна пронзительный аристократический голос в тихой ночи, – mais on etes invites de diner par le roi d'ltalie.
Она повернулась спиной к свету, приучая глаза к темноте. На лужайке никого не было. Она двинулась вперед, к кустам, откуда слышались голоса, однако именно эти голоса заставили ее резко свернуть в сторону, как только она приблизилась. Сопение, стоны, чмоканье и шлепки. Растерянная, девушка остановилась неподалеку. Звуки затихли. Через полминуты из кустов вылез Бичем Лазард, на ходу возвращая волосам безупречный пробор, вертя головой, чтобы воротник сел на место. Он неторопливо прошел к дому, а еще через минуту в том же проеме показалась Мэри Каплз. Женщина приподняла подол платья и тщательно отряхнула колени. Запрокинула голову, встряхнула волосами – чем пышнее, тем лучше.
Воскресенье, 16 июля, дом Уилшира, Эштурил
Анна рассчитывала встретить за ужином кого‑нибудь из англичан. Хотя бы супругов Кардью. Она видела Кардью в начале вечера, и тот помахал ей издали рукой, но пересеклась она с ним под самый конец и всего лишь на минутку: успела только сообщить, какое место выбрала в качестве тайника для писем, и супруги отбыли на ужин с испанской торговой делегацией. За столом рядом с Анной оказались две супружеские пары португальцев, по одной паре аргентинцев и испанцев, Волтерс из немецкого посольства, Бичем Лазард и единственная незамужняя женщина, кроме самой Анны, – итальянская графиня, немолодая, со следами былой красоты.
Анну усадили поблизости от окна, между аргентинцем и Бичемом Лазардом. Напротив сидела маленькая португалка, вся голова в мелких кудряшках и платье чересчур элегантное, не по чину. Уилшир занял один конец стола, кресло его жены в другом торце пустовало, и никто не осведомлялся о ней.
В глубоких серебряных чашах подавали густой желтоватый суп‑пюре. Вкус какой‑то металлический, возможно от оловянного черпака. Во время первой перемены левое бедро Лазарда упорно вжималось в правое бедро Анны, а сам он тем временем вел разговор с соседкой по правую руку, обращаясь к ней на своем зазубренном, ржавом португальском. Соседка отвечала на безукоризненном английском, но Лазарда это не останавливало.
Прибыло второе блюдо – рыба, что послужило для всех мужчин за столом сигналом сменить собеседницу. Лазард повернулся к Анне, окинул ее недоверчивым взглядом, словно затейливый десерт, – с какого кусочка начать.
– Сегодня я познакомилась в Хэлом и Мэри Каплз, – первой заговорила она, чтобы сбить его с толку. – С вашими соотечественниками‑американцами.
– Да‑да, Хэл, – отозвался он, словно речь шла о дальнем родственнике, а не о человеке, чью жену он только что отделал в кустах. – Бьюсь об заклад, Хэл вам все уши прожужжал своим бизнесом. Он только о делах и умеет разговаривать.
– Еще о рулетке… и о певчих птицах. Его увлечение.
– В жизни бы не поверил! – фыркнул Лазард. – А чем увлекаетесь вы, Анна? Надеюсь, не машинописью и стенографией?
Анна принялась разделывать рыбу, подражая умелым движениям Лазарда: прорезала вдоль позвоночника и отделила съедобную часть.