Всё вокруг взлетело, закудахтало, запищало, закукарекало.- Как-так-как-так, живая шляпа! - кудахтали куры. - Помоги-и, Петрус Певун. Где ты, где ты, где ты? Шляпа! Шляпа! На насест, все на насест! Она нас съест! Она нас съест!Людвиг Четырнадцатый галантно снял с себя шляпу.- Здрасте, это я, - представился он, и гвалт мгновенно утих.- Людвиг Четырнадцатый, - захлопала глазками Тутта Карлссон. Пи-пи-писключительно. Пин-пин-пинтересно! Почему ты влетел к нам в шляпе?- Это неважно, - сказал Людвиг Четырнадцатый. - Вегодня сече-ром, я хотел сказать, сегодня вечером, к вам собирается нагрянуть Лабан.- Шляпа-вбежала-в-курятник! - раздался снаружи голос Петера.- Глупости, - ответил голос человека. - Шляпа-сама-не-может. Да-вайте-откроем-дверь-и-посмотрим.Людвигу Четырнадцатому снова надо было спешить. Он выскочил в щель как раз в тот момент, когда человек открыл дверь курятника.Естественно, что шляпу с пугала Людвиг Четырнадцатый с собой не захватил. И поэтому он успел ещё услышать, как Петер сказал:- Вот-видите-я-говорил-правду.- Ничего-не-понимаю, - прозвучал ответ человека. Ну-а-ты-что-скажешь-Максимилиан?Пёс лаял. Ведь он-то всё давно понял. Собаки, они такие.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Людвиг Четырнадцатый успел как раз к ужину.Все сестры и братья окружили Лабана, а тот с удовольствием растянулся на полу.- Как хорошо я поспал, - говорил он, хитро улыбаясь.- С чего это ты спал днём? - спросил его Леопольд. - Что ты, маленький?- Мы ведь лисы, - подражая папе Ларссону, важно ответил Лабан. - Маленькие у нас спят ночью, когда нам, взрослым, пора на прогулку.- Какую прогулку? - удивилась Лоттен.Лабан таинственно усмехнулся и, подмигнув папе Ларссону, сказал:- Возвращусь с подарком, тогда узнаешь.- Малыши, спать! - засуетилась мама Ларссон. - Завтра опять вас не добудишься.Тринадцать лисят послушно исчезли в детской. А Лабан направился к выходу.- Будь осторожен, - сказал ему папа Ларссон на прошание.- Всё будет хорошо. Вспомни, я ведь самый хитрый лисёнок в лесу. - И Лабан нырнул в темноту.Людвиг Четырнадцатый ворочался в своей кроватке. "Только бы с Лабаном не случилось ничего слишком страшного", - думал он.Едва Людвиг Четырнадцатый заснул, как вдруг в норе поднялся ужасный шум.- Ай, ай, ай, ай! - выл кто-то. - Мне так больно. Ай, ай, ай, ай! Это был Лабан. Он, наверное, только что вернулся домой. Людвиг Четырнадцатый испугался. Что там придумала Тутта Карлс-сон? Он ведь просил её ничего не говорить человеку, собаке, детям и маме детей, От крика Лабана проснулись все. Людвиг Четырнадцатый открыл дверь в гостиную. Там... на диване, который смастерил сам папа Ларссон, лежал Лабан и выл. Мама Ларссон держала его голову на своих коленях и чесала лапой за ушами. Но Лабан был безутешен.Папа Ларссон стоял у его хвоста и рассматривал что-то, висевшее на самом кончике. Людвиг Четырнадцатый сразу догадался, что это такое. Тутта Карлссон как-то рассказывала ему о таких вещах: это была мышеловка!- Ой, ой, ой, ой! - стонал Лабан. - Я при смерти. Я истекаю кровью...- Нет, не истекаешь, - резко оборвал его папа Ларссон. Он был очень сердит. - Ну, а если уж тебе чуть-чуть больно, то следует заметить, что ты сам виноват. Зачем хвастал, что ты самый хитрый на милю вокруг? Надо же! Лис угодил в мышеловку!- Вот с каким подарком ты возвратился, - хихикнула Лоттен.- Ой, ой! - взмолился Лабан. - Сперва отцепите меня от неё, а потом я согласен выслушать что угодно.- Ты ещё ставишь условия? - возмутился папа Ларссон и не спеша продолжал; - Что скажет дедушка, то есть твой прадедушка! Нет уж, изволь сперва подробно рассказать всё по порядку, а потом я подумаю, стоит ли убрать эту штуку с твоего хвоста.Папа Ларссон любил поговорить. Но Лабану казалось, что никогда ещё он не говорил так длинно.
А Лабану так хотелось, чтоб его поскорее отцепили от мышеловки, и он заспешил, глотая окончания слов:
- Я прокрал... на овся... поле. Нич... так особен... я не слы... и не ви... Ост... только добе... до курят... А там сыр...- Что? Сыро? Ты испугался сырости? - прервал его папа Ларссон. - А ну-ка изволь произносить все слова полностью, - неумолимо добавил он.- Я и говорю полностью! - взвыл Лабан. - Сыр. Не сыро, а сыр. Я почувствовал запах сыра. Ты же сам говорил: что сыр полезен. Я и решил попробовать этот ох...- Какой ещё ох? - совсем вскипел папа Ларссон.- Не ох, а ох этот сыр! Передо мной лежал маленький кусочек...- И ты сразу же попался на приманку. - Папа Ларссон постарел на глазах.- Нет. Я всё-таки хоть немножко, но хитёр, - возразил Лабан. - Я решил не подходить слишком близко, а просто подпихнуть хвостиком этот ох, этот сыр к себе поближе.- И ловушка захлопнулась, - заключил папа Ларссон. Лабан кивнул и опять завыл.- Так больно было! - визжал он. - Я даже не смог удержаться и закричал. И тогда проснулись все куры и петух, и цыплята, и, наверное, все яйца, и такой поднялся шум! А потом проснулись и люди, и Максимилиан. И мне пришлось уносить ноги. Но я заодно унёс и эту мышеловку. Ох, ох, сыр!- Бедный мой Лабан, - запричитала мама Ларссон, погладила его по хвосту и покосилась на папу Ларссона. - Не так уж просто забираться в курятник. Ведь это с ним в первый раз.- Бедный я, бедный... - стонал Лабан. - Наверное, я полхвоста потерял.- Ничего, пройдёт, я наложу пластырь, - пообещала мама Ларссон со слезами на глазах. - Завтра всё будет хорошо. Ну отцепи же его наконец, он больше не будет, - сказала она папе Ларссону.Папа Ларссон отцепил мышеловку и положил её на стол.- Вот видите, - обратился он ко всем лисятам, толпившимся в дверях. - Не я ли всегда говорил вам, что людей и собак следует остерегаться. Лабан, ты будешь каждый вечер рассказывать младшим, что такое мышеловка.Братья и сестры украдкой захихикали.- Хитрый Лабан совсем не хитрый, хитрый Лабан совсем не хитрый, прошептала Лоттен.Лабан закрыл лапами уши, чтобы не слышать.- Псс, - свистнул Людвиг Четырнадцатый и помахал ему лапкой. - Пссслушай, я всё же думаю, что ты хитрый.- И ты туда же? - огрызнулся Лабан, зализывая хвост.- Нет, что ты, - заверил его Людвиг Четырнадцатый. - Ты всё же всегда был самым хитрым на целую милю вокруг. Ну так вот, если бы ты решил достать сыр не хвостом, то мышеловка вцепилась бы тебе в нос. А это куда хуже!Наступило утро. Постаревший папа Ларссон снова помолодел. Он уже сидел в гостиной в своём любимом кресле и размышлял. Он думал о мышеловке. Никогда ещё, за всю свою долгую жизнь, он не слышал, чтобы люди мышеловку ставили там, где снуют куры. Тут что-то не так. Во-первых, кто-то знал, что вечером в курятник нагрянут незваные гости. Во-вторых, куры знали о мышеловке. Кто же их предупредил?Не уходил ли Людвиг Четырнадцатый вчера днём из дома? Папа Ларссон решил, что теперь ему следует взяться и за младшего сына. Он позвал Людвига Четырнадцатого.- Ну, сынок, а где ты гулял вчера? Ты, надо сказать, довольно долго отсутствовал.Людвиг Четырнадцатый стыдливо отвернулся:- Просто гулял.Папа Ларссон внимательно посмотрел на него.- Может, у курятника? Людвиг Четырнадцатый кивнул.- Так-с. И ты рассказал Тутте Карлссон и всем остальным курам, что ночью к ним должен прийти Лабан? - с трудом сдерживаясь, продолжал допрос папа Ларссон.Людвиг Четырнадцатый снова кивнул.Волоски на шубе у папы Ларссона так и поднялись дыбом.- А как же ты пробрался в курятник? - зло спросил он. - Ведь было совсем светло. Тебя могли увидеть.Людвиг Четырнадцатый рассказал, как он взял шляпу и как прокрался к курам.После этого он даже не решился посмотреть на папу Ларссона. Ведь от такого горя тот мог снова постареть на глазах.