уловив его, она проговорила:
-- Теперь я вижу, что и глаза твои изменились: они теперьсовсем иные.
Почему же я, однако, узнаю, что ты Сиддхартха? Это ты и как будто не ты.
Сиддхартха не отвечал. Глаза его безмолвно глядели в ее глаза.
-- Ты достиг своей цели? -- спросила она.-- Ты обрел мир?
Он улыбнулся и положил свою руку на ее руку.
-- Я вижу,-- сказала она.-- Я вижу это. И я обрету мир.
-- Ты обрела его,-- шепотом проговорил Сиддхартха.
Камала продолжала, не отрываясь, глядеть ему в глаза. Она думала о том,
что вот онашла к Гаутаме, чтобы увидеть лицоСовершенного, чтобы подышать
исходящимот него миром, а вместо тогонашла Сиддхартху,и что это так же
хорошо, какесли быонавидела самогоГаутаму.Онахотеласказать это
Сиддхартхе. Но язык уже не повиновался ей. Молча глядела онана Сиддхартху,
ионвидел поееглазам,что жизньвней угасает. Когдавзгляд еев
последний раз выразил страданиеи потух, когда последняя судорога пробежала
по ее телу, Сиддхартха сам закрыл ей глаза.
Долго сидел он и глядел на ее точно заснувшее лицо.Долгосозерцал он
ее рот, ее старый усталый рот со сжатыми губами и вспомнил,что когда-то, в
весну своей жизни, сравнил этот рот с только что раскрывшейся смоквой. Долго
сидел он,читалвбледном лице, вего усталых складках, впитывал всебя
чертыпокойной, видел себясамого лежащим в такомже положении, такимже
побелевшим и угасшим и в то же самое время видел и свое, и ее лицо молодыми,
салымигубами,сгорящимиглазами,иеговсецелоохватилочувство
одновременностинастоящегои прошлого, чувствовечности. Глубоко, глубже,
чем когда-либо, он почувствовал вэтот часнеуничтожаемость всякойжизни,
вечность каждого мгновения.
Когда онподнялся с места, Васудева предложилему при готовленного им
рису. Но Сиддхартха отказался.В сарае, где помещалась их коза, оба старика
устроили себе постель на соломе, и Васудева лег спать. Сиддхартха же вышел и
просидел всюночьперед хижиной,прислушиваяськшуму реки,окруженный
волнами прошлого, в одно и то же время переживая все периоды своей жизни. От
временидовремени он вставал, подходил к дверям иприслушивался, спит ли
мальчик.
Рано утром, еще до восхода солнца, Васудева вышел изсарая и подошел к
своему другу:
-- Ты не спал? -- сказал он.
-- Нет, Васудева. Я сидел тути слушалреку. Многоеона мне сказала,
глубоко проникся я благодаря ей спасительной мыслью -- мыслью о единстве.
-- Тебя постиглогоре, Сиддхартха, ноя вижу --скорбь не проникла в
твое сердце.
-- Нет,милый,какмогуя печалиться?Я,ибезтогобогатыйи
счастливый, стал теперьеще богаче и счастливее. Я получил в подарок своего
сына.
--Иярад появлению твоего сына.Но теперь,Сиддхартха,нам надо
принятьсяза дело --работы много.
Камалаумерланатом самом ложе, на
котором когда-то умерла моя жена. И костер для Камалы мы соорудим на томже
холме, на котором когда-то я воздвиг костер для жены.
Пока мальчик спал, костер был готов.
СЫН
Сострахомислезами мальчикприсутствовал при погребении матери. С
испуганным и угрюмым видом онслушал Сиддхартху, когда тот назвал его своим
сыноми приветствовалего появление в хижинеВасудевы.Целымиднямион
просиживал,бледный,намогильномхолме,едвадотрагивалсядопищи,
отворачивал свой взгляд от отца, закрывал для него своесердце,всем видом
своим и поведением протестуя против постигшей его судьбы.
Сиддхартхаснисходительноотносилсяковсемвыходкам мальчика.Он
уважалего печаль. Он понимал, что он еще чужой для сына, что тот неможет
любить его, как отца.Мало-помалу он заметил, что одиннадцатилетний мальчик
-- избалованный маменькин сынок,выросший вбогатстве,привыкший к тонким
кушаньям,кмягкойпостели,кпокорностислуг.Сиддхартха понял,что
опечаленный утратой, избалованныймальчикнеможетсразуидобровольно
примиритьсяс жизнью в такой чуждой ибедной ему обстановке. Он поэтому не
принуждал его ни к чему, делал за него многие работы, выбирал для него самый
лучший кусок,утешаясебянадеждой, чтопонемногу,ласкойи терпением,
приобретет его любовь.
Богатым и счастливым называл он себя, когда нашел сына. Но время шло, а
мальчикпо-прежнемуоставалсячуждымимрачным,обнаруживалгордое
строптивое сердце,нехотел ничего делать, был непочтителенсо стариками,
опустошал плодовые деревья Васудевы. И Сиддхартханачалпонимать, чтосын
принесему не счастье и мир, а горе и заботу. Но он любил сына, и милее ему
былигореи забота,внушаемыелюбовью,чемсчастье ирадость,но без
мальчика.
С техпор,какмолодойСиддхартха жил вместесними, обастарика
поделили между собойработу. Васудева стал один справляться сперевозом, а
Сиддхартха,чтобы не отлучатьсяотсына,принялна себя все домашниеи
полевые работы.
Долгое время, долгие месяцыждал Сиддхартха,чтосыннаконец поймет
его, примет еголюбовь,-- бытьможет, ответит взаимностью.Долгиемесяцы
ждал и Васудева, молчал и не вмешивался. Но однажды вечером, после того, как
Сиддхартха-мальчик сноваизмучил отца своими капризами и упрямством, причем
умышленноразбилобеимевшиеся в хижинемискидля риса, он отвел своего
друга в сторону и заговорил с ним о сыне.
-- Прости,-- сказал он,-- но моя дружбак тебе не позволяет мне больше
молчать. Я вижу, что тебя мучает, вижу, какое утебя горе. Твой сын, милый,
причиняет тебе заботу,да и мне также. Не к такой жизни, не к такому гнезду
привыклаптичка.Тыотказалсяотгородаибогатства изпресыщенияи
отвращения, он же против воли должен был покинуть все это.