А
Сиддхартха на это;
-- Шестьдесят лет прожил он насвете, а Нирваны не достиг. Он проживет
исемьдесят,ивосемьдесят.Имы с тобойпроживемстолькоже,будем
подвигаться,будемпоститьсяиразмышлять,аНирванывсе-такине
достигнем,--нион,нимы.ОГовинда,сдаетсямне,извсехсаман,
существующих в мире, быть может, ни один не достигнет Нирваны. Мы тешим себя
надеждами, мы приобретаемзнанияи умения, которыми сами себядурачим. Но
того,что однотолькоиявляетсясущественным,-- настоящего пути мыне
находим.
--Неговори такихстрашныхслов,о Сиддхартха!--сказал Говинда.--
Возможноли, чтобы среди стольких ученых мужей, средибрахманов и стольких
ищущих и подвигающихся святых мужей ни один не нашел настоящего пути?
Сиддхартхажеголосом,вкотором звучало столько же печали, сколько
насмешки -- тихим, немного печальным, немного насмешливым голосом, ответил:
--Скоро,о Говинда,друг твой оставит стезюсаман, покоторой так
долго шел вместес тобой, Я томлюсьжаждой, оГовинда,а на этомдолгом
пути, пройденном вместес саманами, я никапли не утолилэтой жажды.Все
времяяжаждалпознания,все времяменя осаждаливопросы. Год за годом
расспрашивал я брахманов, вопрошал священные Веды, обращался к благочестивым
саманам-- год за годом... Бытьможет, о Говинда, было столькожеумно и
целесообразноиобращатьсястакимивопросами кптице-носорогуилик
шимпанзе. Скольковременияпотратил ивсе еще трачу на учение, а пришел
лишь к тому выводу, что ничемунельзя научиться. Мне кажется, на самом деле
нет ничеготакого, чтомы называем"учением":есть только,одруг мой,
знание, и оно везде, оно -- Атман, оно во мне и в тебе, и в каждом существе.
И у меняявляетсямысль, чтоэтомузнаниюничтотак не враждебно,как
желание знать, как учение...
НотутГовиндаостановилсясредидороги,возделрукикнебуи
проговорил:
-- Не пугай,оСиддхартха, своего друга такими речами! Воистину, твои
слова пробуждают тревогу в моем сердце.Подумай только: к чему же тогда все
благочестивые молитвы, к чемувысокопочтенное сословие брахманов, что толку
в святости саманой, если, как ты говоришь, ничему нельзя научиться? Чтоже,
Сиддхартха, станется совсем, что наземлепочитаетсясвященным, ценным,
достойным уважения?
И Говинда тихо, про себя, проговорил стих из Упанишад:
Кто мыслями, с чистой душой, погрузится в Атмана,
Словами не выразить сердца его блаженство.
Сиддхартхаже молчал.Он обдумывалслова, сказанные емуГовиндой, и
старался продумать их до конца,
-- Да,-- размышлялон, стоясопушенной головой,--чтоже втаком
случае остаетсяот всего,что кажетсянам священным? Что вообще остается?
Что сохраняет свое значение?
И он покачал головой.
Однажды, когда оба юноши пробыли уже около трех лет у саман, разделяя с
ними их подвижническую жизнь, до нихкакими-то путями дошла не то подлинная
весть,нетослух,Моява:будтоявилсянекто,прозванныйГаутамой,
Возвышенным.Буддой, ибудто этот некто преодолел всебе страдания мира и
остановил колесо возрождений. Окруженный учениками, он странствует по земле,
возвещая свое учение -- нищий, не имеющий ни дома, ни жены, в желтой одеянии
аскета, но с ясным челом, блаженный. И брахманы и князья склоняются пред ним
и становятся его учениками.
Этамолва, этот слух, эта сказка то и дело возникали вновь, звучали то
здесь, то там. В городахоб этом говорили брахманы, в лесу саманы. Сноваи
сноваимя Гаутамы-Будды доходило до юношей,поминаемое то добром, то злом,
сопровождаемое то славословиями, то хулой.
Подобно тому, какв стране, опустошаемой чумой, когда возникаетслух,
что там-тои там-то находится человек, мудрец ученый, который однимтолько
словомилидуновениемуст своих в состоянии излечитьвсякого заболевшего
чумой-- слухэтот быстро разноситсяповсюду, все говорят о нем:однис
верой,другиессомнением,третьи тотчасжепускаютсявпуть,чтобы
разыскать этого мудреца, этогоспасителя,-- такточно пронеслась по стране
эта благоуханная молва о Гаутаме-Будде,мудрецеиз рода Шакья. Этот Будда,
пословам верующих, обладалвысшимзнанием, он сохранилпамятьосвоих
прежних существованиях, он достигНирваныи никогда больше не должен будет
вернутьсявкруговорот,никогданепогрузитсявновьвмутныйпоток
перевоплощений. Много чудного и невероятногорассказывалосьо нем -- будто
он творитчудеса, будто он поборол дьявола и беседует с богами. Враги жеи
неверующиеговорили,чтоэтотГаутама-тщеславныйсовратитель,чтоон
проводитсвоидни визлишествах, презирает жертвоприношения,чтоонне
обладает никакой ученостью, не признает подвижничества и истязания плоти.
Дивно звучала молва о Будде, какими-то чарами веяло от рассказов о нем.
Ведь мир в самом деле страдал недугом. Тя желым бременем былажизнь, а тут,
в этоймолве, словно забил целебный родник, зазвучала благая весть,полная
утешений и высоких обетовании. Везде, куда только проникал слух оБудде, во
всехстранах Индииюношиприходили в возбуждение,сердца ихнаполнялись
томлением и надеждой, В городах иселах сыновья брахманов радушно принимали
всякого странника и пришельца, если онприносил какую-нибудь весть о нем, о
Возвышенном, о Шакьямуни.
Иксаманамвлесу,к Сиддхартхе и Говинде, прониклаэта весть,--
проникала медленно, по капле, но каждая капля былачревата надеждой, каждая
капля была чревата сомнением.Между собой оба друга малоговорили об этом,
таккак старейшийиз саман относился неприязненно к этой молве. Он слышал,
чтоэтот якобы Будда раньше был аскетом и жил влесу, но потом вернулсяк
мирской жизни и наслаждениям, и это внушило ему дурное мнение о Гаутаме.
-- О Сиддхартха,-- сказал однажды Говинда своему другу,-- я сегодня был
в деревне, и один брахман предложил мне войти к нему в дои.