Тот,
громко вскрикнув,отшатнулся.Доггинз яростно взревел,вскинул жнец и
выстрелил:зря. Путников тотчас обволокло шипящим облаком жгучего пара.
Найл упал наколени,закрыв лицо руками;парназойливо забирался под
веки,вноздри.На миг Найлом овладела паника и полная беспомощность.
Вскоре,впрочем,клубыпарарассеялись,ипоявиласьвозможность
оглядеться.Болотистая загноина,накоторую онитолько что смотрели,
исчезла.Наееместезияла ямасжирно поблескивающим черным дном,
покрытым вялойтравой изеленой плесенью.Насамомднерожей вверх
валяласьчеловеко-лягушка,разбросавконечности встороны.Туловище
взбухло и совершенно побелело;с одной из лап,обнажая кость, свободно
свисала плоть. Тело моментально сварилось в водовороте кипящего пара.
Манефон,вжившись лицом в мокрую землю,выл и стонал на все голоса.
Доггинз иНайлпоскидывали мешкииспешнонамочили всеимеющиеся в
наличии лоскуты.Найл (усамого щека такигорит,обожженная кожа в
волдыриках)представлял,какуюмукуонсейчастерпит.Навсеих
увещевания Манефонотвечал лишьпротяжными стонами;стоналитогда,
когда на глаза бережно опустили влажную тряпицу. Притиснув ее к лицу, он
струдомсел,раскачиваясь взад-впередотболи.НайлуиДоггинзу
оставалось лишь беспомощно взирать на его мучения.
В конце концов, Манефон унялся, пристроившись возле небольшой лужицы,
куда уткнулся лицом.Когда,спустя полчаса,он,наконец,сел, его с
трудом можно было узнать, настолько набухла вокруг глаз кожа.
- Я ничего не вижу, ослеп.
Онрастянулся на земле,горько,безудержно рыдая.Найл беспомощно
смотрел,мысленно заклиная собственную боль жечь сильнее,чтобы не так
мучила вина.КМанефону оннечувствовал ни капли презрения,только
жалость, бездну жалости.
Доггинз бережно обнял товарища за плечи.
- Я понимаю,как ты мучаешься,но нам надо идти.Если мы останемся
здесь, то погибнем.
Манефон, неимоверным усилием взяв себя в руки, успокоился.
- Вам придется вести меня, как маленького.
- Конечно, конечно, мы будем тебя сопровождать. Бедняга поднялся.
- Куда мне?
- Мы идем обратно, - Доггинз поглядел на Найла.
- Через болото?
- Это единственный путь.Мыдолжны привести его обратно кСимеону.
Куда нам теперь, со слепым-то.
Доггинз в самом деле был прав. Он поглядел на солнце.
- Тогда надо спешить.
У Манефона клацали зубы: боль сменилась шоком.
- Вы уж извините, - виновато промямлил он.
- Ну,очем ты!-трогательно сказал Доггинз.-Тына ногах-то
держаться ничего, можешь?
- Могу. Только не вижу ничего.
- На этот счет не переживай,мы за тобой присмотрим. Ну ладно, пора.
Идемте.
Жнец Манефона они приторочили кмешку,а сам мешок водрузили ему же
на спину.Оба делали это против желания, но иного выхода не было, иначе
темп снизится вдвое.
Оба делали это против желания, но иного выхода не было, иначе
темп снизится вдвое.
Ступая по тропе среди тростника,Найл с удивлением почувствовал, что
всяусталостькуда-тосхлынула.Остротаположенияобновиласилы,
подпитавэнергиейизскрытныхрезервов.Единственнойзаботойбыло
добратьсякстоянкедотемноты.ОнишлипобокамотМанефона,
поддерживая егопод руки -так сподручнее,чем тянуть заладони -и
двигались длинными,быстрыми шагами.Понимал и Манефон, что жизнь всех
троих сейчас напрямую зависит отбыстроты хода,поэтому не корил ине
сетовал,когда инойразспотыкался ипадал наколени.Временами он
спрашивал:
- Темень еще не наступила?
- Пока нет, - отвечали ему.
Отправляясь обратно,Найл втайне былуверен,что темнота неизбежно
застигнет их еще задолго до стоянки.А тут смотри-ка: при такой ходьбе,
глядишь,ивсамом деле уложатся.Добравшись доместа,где внего
прыснула ядом лягушачья сволочь, Найл понял, что они отмахали уже больше
полпути, и на сердце значительно полегчало. Еще через двадцать минут под
ногами ужестелилась своя,рукотворная тропа.Солнце между тем успело
сойти зазападный горизонт,нонебо еще хранило тусклый голубой цвет.
Вот уже и тростник позади, а впереди среди деревьев теплится огонек.
- Симеон!Милон!-выкрикнули они в один голос.Жутко раздувшееся
лицо Манефона расплылось вулыбке.Через пять минут они выволоклись на
освещенную костром поляну, все так и поддерживая Манефона под локти.
Милон,лежащий,укутавшись в одеяло возле костра, с видимым усилием
приподнялся на одном локте:
- Уже нагулялись? Понравилось?
Найлбросилсяназемлю,блаженнорастянувшись,прикрылглаза.
Несколько секунд он лежал неподвижно,ощущая беспечный восторг ирадуя
покоем уставшее тело -так уютно и беспечно,наверное,чувствует себя
младенец наруках уматери.Иневажно,что ихпо-прежнему окружает
опасность,и может статься, им никогда не выбраться из этого треклятого
места.По крайней мере,вданную секунду ничего не угрожает.Иэтот
благостный момент Найл воспринимал так,как утомленный странник пуховую
перину.
Под рассказ Доггинза о пережитых приключениях Симеон вскипятил в воде
листья сувы и омыл Манефону глаза.Когда отвар стал подтекать под веки,
Манефон застонал от боли,аспустя несколько секунд глубоко вздохнул и
улыбнулся с облегчением.Вскоре его дыхание стало глубоким и спокойным:
заснул.
- Как ты думаешь, он будет видеть? - негромко спросил Доггинз.
- Незнаю.Если эточто-товроде яда плюющейся кобры,слепоты не
наступит,если все вовремя промыть.-Доггинз жалостливо посмотрел на
неестественно раздувшееся лицо Манефона.
- Хоть бы ты оказался прав.
Сверху в сгустившейся темноте начали проплавляться первые звезды.От
моря подолине задувал холодный ветер,ихотя людей ограждали от него
деревья, было слышно, как он завывает и вздыхает в гуще ветвей.