.. Она словно окаменела. Она беззапинки
произносит слово, которого все стараются избегать, слово"смерть".Онане
хочет, чтобы в ней подслушали отзвук,вызываемыйихфразами.Онаглядит
людям прямо в лицо, чтобы они не смели за ней подсматривать, нокактолько
она опускает глаза...
А иные... До самого вестибюля они идут совершенно спокойно, но в дверях
гостиной вдруг делают несколько стремительных шагов и, пошатнувшись,падают
в ее объятия. Ни слова. Она не скажет им ни слова.Онихотятзадушитьее
Горе. Но они прижимают к груди скорчившегося ребенка.
А ее муж разглагольствует с нимиопродажедома."Воспоминаниятак
мучительны!" Он лжет: страдание - это почти друг. А онсуетится,онлюбит
красивые жесты. Сегодня вечером он едет в Брюссель. Она поедет вслед за ним.
"Вы представить себе не можете, какой разгром в доме..."
Ее прошлое рухнуло. Эта гостиная, создававшаяся с таким терпением.Вся
этамебель,расставленнаяздесьнечеловеком,непродавцом,асамим
временем. Этой мебелью была обставлена не гостиная, а ее жизнь.Стоитчуть
отодвинуть от камина кресло, от окна - столик, и вот все впервые предстает в
обнаженном виде, в разрыве с прошлым.
- И вы тоже уезжаете?
Ее руки бессильно падают.
Тысяча пактов порвано. Стало быть, нити всего мирасходилисьвруках
этого малыша, он былцентром,вокругкоторогостроиласьвселенная?Его
смерть для Женеввевы - такое крушение. И она дает волю своему горю:
- Как мне тяжело... Бернис ласково утешает ее:
- Я возьму вас с собой. Я увезу вас. Помните, я же всегда говорилвам,
что обязательно вернусь. Я вам говорил...
Бернис сжимает ее в объятиях, а Женевьевачутьзапрокидываетголову,
глаза ее блестят от слез, и вот уже Бернис держит в пленусвоихруквсего
лишь маленькую заплаканную девочку.
"Кап-Джуби...
Бернис, старина, сегодня почтовый день. Самолет вылетелизСиснероса.
Скоро он приземлится у нас и захватит для тебя несколько моих горькихслов.
Я много думал о твоих письмах и о нашей пленной принцессе.Бродявчерапо
берегу, такому голому и пустынному, вечно омываемому морем, яподумал,что
мы похожи на этот берег. Я даже не совсем уверен вреальностисобственного
бытия. В иные вечера, когда закаты солнцабывалитакимитрагическими,ты
видел, что весьиспанскийфортсловнопогружалсявморе,отражаясьв
блестящем, как зеркало, пляже. Ноэтотаинственноеголубоватоеотражение
совсем не той природы, что самый форт. Это отражение и есть твое царство. Не
очень реальное, не очень прочное... А Женевьева... предоставь ей житьсвоей
жизнью.
О, я знаю, сегодня она в смятении. Но трагедии в жизни редки.Вжизни
так мало настоящей дружбы, привязанностей, любви, потерякоторыхоставляла
бы неизгладимые следы. Несмотря на все,чтотырассказываешьобЭрлене,
человек не так уж много значит. Мнекажется.
Мнекажется...Жизньстроитсяначем-то
другом.
Привычки, условности, традиции, - все, в чем ты не нуждаешься, все,от
чего ты бежал... Вот что образует ее рамки. Чтобы жить,надоопиратьсяна
долговечные реальности. Пусть они нелепы или ложны, -этословакакого-то
языка... Вырванная из этих рамок, Женевьева уже не будет сама собой.
И потом, понимает ли она, что ей нужно? Взять хотябыеепривычкук
богатству, которой она не сознает. Деньги окружают человека роскошью идают
чисто внешний размах жизни, а она живет жизнью внутренней; но вместестем
именно богатство сообщаетдолговечностьвещам.Этоневидимые,грунтовые
воды,которыевекамипитаютстеныдома,воспоминания-душу.Тыже
опустошишь ее жизнь, какопустошаютдом,когдаизнеговывозяттысячу
предметов, которых не замечали, но которые были его душой.
Я понимаю, что длятебялюбить-значитзановородиться.Итебе
кажется, что ты увезешь с собой возродившуюся Женевьеву. Любовь длятебя-
это сияние ее глаз, которое ты подмечал и котороелегкоподдерживать,как
свет лампы. Ну конечноже,виныеминутысамыепростыесловакажутся
наделенными этой силой и могут зажечь любовь.
Но жить, это совсем другое дело".
VII
Женевьеванерешаетсяпотрогатьзанавеску,кресло,хотьукрадкой
прикоснуться к ним, боясь внезапно обнаружить, что она в клетке. До сихпор
все ее легкие прикосновения к этим вещам были лишь игрой. До сих пор вся эта
декорация могла появиться по ее желанию и в любую минутуисчезнуть,какв
театре. Она, обладавшая такимбезупречнымвкусом,никогданезадавалась
вопросом, чего стоит этот персидский ковер, эта набойка из Жуй. Досихпор
они были всего лишь образом дома, столь милым для нее, теперь жеонибудут
сопутствовать ее собственной жизни.
"Ничего, - думала Женевьева, - я еще чужая в этойжизни,онаещене
стала моей". И она усаживалась поглубже в кресло и закрывалаглаза.Какв
купеэкспресса.Каждаяпрожитаяминутаотбрасываетназаддома,леса,
деревни. А когда,лежанаполке,открываешьглаза,видишьвсетоже
неизменное медное кольцо. А ты,самтогоневедая,подвергсякакому-то
превращению. "Через неделю я раскрою глаза ибудуужедругой:онувезет
меня".
- Как вам нравится наш дом?
Зачем будить ее так рано? Она осматривается. Ейтрудновыразитьсвои
чувства: эта декорация слишком эфемерна. Ее остов не прочен...
- Жак, подойди ко мне, ты-то ведь настоящий...
В комнате полумрак, вдоль стеннизкиетахты,обстановкахолостяцкой
квартиры. На стенах марокканские ткани. Все это развешивается за пятьминут
и так же быстро может быть убрано.
- Жак, почему вы прячете стены, почему вы не даете их погладить?.