Жальтолькоэтойпогубленнойминутки,этогоотсроченногоещена
какое-то время покоя, вот чего жаль.
- Расскажи мне о своей стране.
- Моя страна...
Бернис понимает, что онничегонеможетрассказать.Города,моря,
родные страны - все одинаковы. Но порой за ними промелькнетсмутныйобраз,
который угадываешь, не постигая его, и который нельзя выразить словами.
Он прикасается рукой к животу этой женщины,ктомуместу,гдетело
беззащитно. Женщина: самое обнаженное из всех живыхтел,светящеесясамым
нежным светом. Он задумывается над таинственнойжизнью,пронизывающейэто
тело, согревающей его, как солнце, творящей его внутреннюю атмосферу. Бернис
не назвал бы ее нежной или красивой: он сказал бы - она теплая. Теплая,как
зверь.Живая.Ссердцем,этимисточникомжизни,отличнымотего
собственного, без устали бьющимся в ее теле.
Он вспоминает, как внемвтечениенесколькихмгновенийтрепетала
страсть: безумная птица, которая бьет крылами и умирает. А теперь...
Теперь за окном брезжит рассвет. О, женщина после ночи любви,женщина,
которую уже не венчает и не окутывает мантией желание мужчины! Отброшенная к
холоднымзвездам.Сердечныеландшафтысменяютсятакбыстро...Прошло
желание,прошланежность,прошелпламенныйвихрь.Теперьты,чистый,
холодный, неподвластный телу, стоишьнаносукорабляидержишькурсв
открытое море.
XIV
Этот неуютный салон похож на дебаркадер. Бернис,вожиданиискорого,
проводит в Париже несколько пустых часов. Он прижался лбом к оконному стеклу
и смотрит на текущую толпу. Он в стороне от этого потока. У каждого человека
свои планы, каждый торопится. Завязываются интриги - они развяжутся безего
участия.Проходитженщинаи,едвапроделавдесятьшагов,уходитв
бесконечность. Эта толпа была живымтелом,онапиталатебя,вызываято
слезы, то смех, а теперь она подобна призракам давно вымерших народов.
^TЧАСТЬ ТРЕТЬЯ^U
I
Европа, Африка одна за другой готовились к ночи, гася тотут,тотам
последние дневные бури. Та, что бушевала в Гренаде, стихала; буря в Малаге -
пролилась дождем. Кое-где последние вихри еще путались среди ветвей,словно
в волосах.
Тулуза, Барселона, Аликанте, отправив почту, приводили впорядоксвое
хозяйство, убирали самолеты,запиралиангары.ВМалагепочтовогождали
засветло и поэтому не заботились о посадочных огнях. Впрочем, здесьсамолет
приземляться не будет: снизившись исбросивпочту,онпролетитпрямок
Танжеру. Ему сегодня предстоит еще, не видя африканского берега, по компасу,
перелететь на двадцати метрах пролив. Сильный западный ветервзрывалводу.
Волны пенились белыми гребешками. Корабли, стоявшие наякореносомпротив
ветра, работали всеми заклепками, каквоткрытомморе.
Скалыанглийской
крепости образовали на востоке глубокую бухту, в которой дождьлилкакиз
ведра. К западу тучи поднялись этажом выше. На том берегу Танжер дымился под
сплошным ливнем, прополаскивавшимгород.Угоризонтасгрудилиськучевые
облака. Но в направлении Лараша небо уже прояснялось.
Касабланка дышала под чистым небом. В портусбилисьпотрепанные,как
после боя, парусники. А на море, вспаханном бурей, от нееуженеосталось
никаких следов, кроме длинных, ровных, расходящихсявееромборозд.Зелень
полей на закатном солнце казалась ярче и темнее, как морская глубь. Тотут,
то там поблескивалинепросохшиекрышидомов.Вбаракеэлектросварочной
бригады электрики бездельничаливожиданиисамолета.Агадирскаябригада
отправилась обедать вгород:веераспоряжениибылоещецелыхчетыре
свободных часа. В Порт-Этьене, в Сен-Луи, в Дакаре можно было спать.
В восемь вечера радиостанция Малаги сообщила:
Почтовый пролетел без посадки.
В Касабланке проверяли посадочные огни. Рампа спрожекторамивырезала
из ночного мрака и обвела краснымконтуромчерныйквадрат.Внескольких
местах в ней зияли дыры, словно от выпавших зубов: в рампе не хваталоламп.
Потом второй выключатель засветил фары.Всерединеквадратаобразовалось
белое молочное пятно. В этом мюзик-холле недоставало только актера.
Рефлектор передвинули. Сноп лучей выхватил изтемнотымокроедерево.
Оно чуть переливалось, как кристалл.
Потом осветился белыйбарак,разросшийсявдругдонеправдоподобных
размеров; тень от него побежала по кругуирассыпалась.Наконецсветовой
диск снизился и установился в надлежащем месте, расстелив для самолета белый
коврик.
- Хорошо, - сказал начальник аэродрома, - выключите.
Он поднялся в контору,перелисталпоследниедонесения,выжидательно
посматривая на телефон. Скоро заговорит Рабат.Всебылоготово.Механики
рассаживались по бидонам и по ящикам.
Агадир терялся в догадках... По его расчетам, почтовый ужедолженбыл
вылететь из Касабланки. Его ждали с минутынаминуту.Забортовойогонь
самолета уже десятки раз принимали Звезду Пастухов, а потом Полярную звезду,
всходившую как раз на севере. И вот, для того чтобы включить прожекторы, все
ждали появления еще одной звезды, котораябудетплутать,ненаходясебе
места среди созвездий.
Начальник аэродрома был в нерешительности. Отправлять ли ему самолетв
дальнейший рейс? Его смущал туман на юге, расстилавшийся вплотьдоручейка
Нун и, может быть, даже до самого Джуби, а Джуби молчал, несмотря на все за-
просы. Нельзя же было выпустить почтовый Франция -Американочьювтакую
вату! А этот пост в Сахаре не хотел делиться своей тайной.
В то же время в Джуби, оторванные от всего мира,мыпосылалисигналы
бедствия, как тонущий корабль:
Сообщите сведения почтовом, сообщите...
Мы уже не отвечали Сиснеросу, который донимал нас тем же вопросом.