Он выправил курс покомпасу.Онсознавал,чтоегоневольнотянет
вправо, к морю, как пугливую кобылу: будто горы слева и вправду теснили его.
- Должно быть, пошел дождь.
Он высунул руку, и она покрылась изморосью.
- Я вернусь к берегу через двадцать минут, когда миную горы, этобудет
вернее...
И вдруг прояснение! Тучи с небасловносмело,инанемпроступили
вымытые, подновленные звезды. И показалась луна... луна - самая надежнаяиз
всех ламп! Трижды вспыхнул, как световая реклама, аэродром Агадира.
- На черта мне это нужно! Теперь я с луной!..
II
В Кап-Джуби день поднималзанавес,исценапоказаласьмнепустой.
Декорации без тени, без второго плана. Как всегда, на своих местах маячили и
эта дюна, и этот испанский форт, иэтапустыня.Здесьнедоставалопочти
неуловимого движения, которое даже в тихую погоду наполняет богатством жизни
степь и море. Караваны кочевников, бредущие по пустыне, видят, как у нихна
глазах пересыпаются крупинки песка, и вот по вечерамонираскидываютсвои
палаткикаждыйразсредидевственноголандшафта.Такимнемалейшее
перемещение в пейзаже позволило бы почувствовать всю безмерность пустыни, но
недвижные, бессменные декорации сковывали мысль, как хромолитография.
С этим колодцем перекликался колодец в трехстах километрахотсюда.По
видимости все такой же колодец, такой же песок, такие же, навеянныеветром,
складки земли. Но там была уже иная,новаятканьвещей.Такежесекундно
обновляется пена морского прибоя. И, толькодойдядовторогоколодца,я
ощутил бы свое одиночество, а у следующего - непокоренная странапоказалась
бы мне действительно таинственной.
День протекал пустой, не ознаменованный никакими событиями. Времябыло
абстракцией, как космическое время астрономов. Этот день означал только, что
земное нутро было на несколько часоввыставленоподпалящийжарсолнца.
Здесь все слова мало-помалу утрачивали человеческий смысл. В них уженичего
несодержалось,кромепеска.Самыенасыщенныеслова,как"нежность",
"любовь", не откладывали в сердце никакого балласта. 50
"ЕслиизАгадиратывылетелвпятьчасов,тыбыужедолжен
приземлиться".
-ЕслиизАгадираонвылетелвпятьчасов,онбыужедолжен
приземлиться.
- Да, старина... но ветер-то юго-восточный.
Небо желтое. Этот ветер за несколько часов перевернет и переформует всю
пустыню, месяцами строившуюся севернымветром.Сегодняденьперестройки:
дюны, подхлестываемые косым ветром,разматываются,каккатушки,длинными
прядями, чтобы заново смотаться чуть подальше.
Мы прислушиваемся. Нет. Это море.
Что такоепочтовыйсамолетвпути?Этоничто.МеждуАгадироми
Кап-Джуби, над непокоренной,неведомойземлейэтотоварищ,затерявшийся
неизвестно где.
МеждуАгадироми
Кап-Джуби, над непокоренной,неведомойземлейэтотоварищ,затерявшийся
неизвестно где. Вот сейчас в нашем небе, быть может,возникнетнеподвижный
знак.
"Если из Агадира он вылетел в пять часов..."
Вас охватывает смутное предчувствие беды. Что значитаварияпочтового
самолета? Это всего лишь затянувшееся ожидание, это чутьповышенныйтонв
замирающем споре. Потом времястановитсябесконечным,иегоужетрудно
заполнить мелкими жестами, обрывочными словами...
Потом кто-то внезапно ударяет кулаком по столу.
- Ах черт! Ведь уже девять часов...
Люди вскакивают, и это значит, что товарищ попал к маврам.
Радист связывает нас с Лас-Пальмас. Дизель громкопыхтит.Альтернатор
гудит, как турбина. Радист не сводит глазсамперметра,которыйотмечает
каждый разряд.
Я стою и жду. Радист, работая правой рукой,наискосьпротягиваетмне
левую. Потом он выкрикивает:
- А? Что?
Я молчу. Проходит двадцать секунд. Он опять что-то кричит, аяничего
не слышу, я говорю:
- А, да?
Вокругменявсесветится,черезприоткрытыеставнипрорывается
солнечный луч,шатуныдизеляискрят,идлинныемолниискрещиваютсяс
солнечным лучом.
Наконец радист всем корпусом поворачивается ко мне, снимает шлем. Мотор
затихаетиостанавливается.Яслышупоследниеслова:удивленныймоим
молчанием, радист выкрикивает их, словно я нахожусь в ста метрах от него.
- ...Им на все наплевать!
- Кому?
- Да им.
- Ах вот оно что! А можете вы связаться с Агадиром?
- Сейчас не его время.
- А вы все-таки попытайтесь. Я царапаю на листке блокнота: "Почтовый не
прибыл. Состоялся ли вылет. Точка. Подтвердите час
вылета".
- Передайте им вот это.
- Постараюсь.
И грохот возобновляется.
- Ну что?
- ...дите.
Я задумался, я не расслышал. Он хотел сказать"подождите".Ктоведет
почтовый? Неужели ты, Жак Бернис, которого не сыщешь нивовремени,нив
пространстве?
Радист приглушает дизель, включается на прием, снова надевает шлем.Он
стучит по столу карандашом, смотрит на часы и зевает.
- Неужели авария?
- Откуда мне знать?
- Вы правы. Да нет же... Агадир не слышит.
- Попробуем еще?
- Давайте.
И мотор снова включен.
Агадир по-прежнему молчит. Теперь мы стараемся уловить его голос.Если
он переговаривается с другой станцией, мы вмешаемся в разговор.
Сажусь. От нечего делать беру наушникиипопадаюввольеру,полную
птичьего гама.