Из всей этой пустой, поверхностной
суеты.
Бежать - вот самое главное. И в десять лет мы находили прибежищесреди
чердачных стропил. Мертвые птицы, разворошенные сундуки, старомодные платья:
это был кусочек оборотной стороны жизни. Здесь-тоинаходилосьсокровище,
которое, по нашим представлениям, было, как клад, замуровано в старыхдомах
и о котором стакойубедительностьюрассказывалосьвсказках:сапфиры,
опалы, алмазы. Это тускло мерцавшее сокровище наделяло смыслом каждую стену,
каждую балку, - эти огромныебалки,богвестьотчегозащищавшиедом.
Впрочем, нет. Они защищали его от времени. Потому что время было нашим самым
страшным врагом. От него защищались традициями. Культом прошлого.Огромными
балками. Но только одни мы знали, что этот дом спущен на воду, каккорабль.
Только мы, залезавшие в его трюмы, в его подводную часть, знали, что ондал
течь. Нам были известны всеотверстиявкрыше,черезкоторыепроникали
птицы, чтобы здесь умереть. Мы знали каждующельвкорпусеэтогосудна.
Внизу в гостиных болтали гости, танцевали красивые женщины. Оничувствовали
себя в безопасности. Какое легковерие! Там, конечно, подавали ликеры. Черные
лакеи, белые перчатки. О, странники!Амытут,наверху,видели,какв
раздавшиеся швы крыши просачивалась синяя ночь. Этогокрошечногоотверстия
было достаточно,чтобычерезнегомоглапросочитьсяоднаединственная
звезда. Процеженная для нас сквозь все небо. Эта звездаприносилаболезнь.
Мы отворачивались: от нее умирали.
Мы вскакивали, потрясенные потайнойработойвнутривещей.Сокровище
взрывало балки. При каждом треске мы бросались выстукивать дерево. Здесь все
было скорлупой, готовойотдатьсвоеядро.Древняяскорлупавещей,под
которой, мы знали, таилось что-то совсем другое.Бытьможет,этазвезда,
этот маленький твердый алмаз. В один прекрасный день мы отправимся впоиски
за ним на север, или на юг, или внутрь самих себя. Бежать.
Ясная, как знак, звезда, возвещавшая час сна, отодвигала заслонявшую ее
черепицу. И мы спускались в детскую: мы уносили в наше дальнее странствиев
полусне все, что мы знали о мире, где таинственный камень скользит по водам,
подобнотемсветовымщупальцамвпространствахвселенной,которые
тысячелетиями тянутся к нам, - о мире, гденаддомом,поскрипывающимпод
ветром, нависает угроза, как над кораблем: где вещи одна задругойтрещат,
распираемые невидимым сокровищем.
- Присядь. Я думал, что ты разбился. Выпей! Я думал, что у тебя авария,
и уже собирался вылететь на поиски. Ты видишь:самолетнадорожке.Племя
аиттусса напало на изаргуинов. Я боялся, что ты угодил вперепалку.Выпей.
Чего ты съешь?
- Отпусти меня.
- У тебя еще пять минут. Взгляни на меня. Что с Женевьевой?Почемуты
усмехаешься?
- Да ничего. Только в кабине явспомнилстариннуюпесенку.Ивдруг
почувствовал себя таким молодым...
- А Женевьева?
- Не знаю.
Отпусти меня.
- Жак... отвечай... Ты видел ее?
- Да... - Он колебался. -ПроездомвТулузуясделалкрюк,чтобы
повидать ее еще раз...
И Жак Бернис рассказал мне свою историю.
IV
Это былнезахолустныйполустанок:этобылапотайнаядверца.По
видимости, она выходила в поля. Безмятежныйконтролерстоялувыходана
белую дорогу, не скрывавшую никакой тайны: вдоль дороги журчалручей,цвел
шиповник. Начальник станции ухаживал за розами, носильщикспреувеличенным
усердием толкал перед собой пустую тачку. Но все этобыломаскировкой,за
которой скрывались три стража запретного мира.
Контролер помахивал билетом:
- Вы следуете из Парижа в Тулузу, почему же вы сошли здесь?
- Я поеду со следующим поездом.
Контролер разглядывал Берниса. Он не решался пропуститьего-нена
дорогу, к ручью и шиповнику, - новцарство,кудасовременволшебника
Мерлина проникают, преодолевая видимость вещей.Новотон,должнобыть,
угадал в Бернисе те три добродетели, которые, начиная сОрфея,требовались
для таких путешествий: - мужество, молодость, любовь...
- Проходите, - сказал он.
Скорые поезда молнией проносились мимо полустанка: он существоваллишь
для отвода глаз, как те маленькие тайные кабачкиспереодетымигарсонами,
переодетыми музыкантами, переодетым барменом... Уже сидя в омнибусе,Бернис
почувствовал, что жизнь замедляет ход, меняет смысл. А в повозке, рядомс
крестьянином-возницей, он уходил от нас еще дальше. Он погружалсявтайну.
Лицо возницы в тридцать лет избороздили такие глубокие морщины,чтостех
пор оно больше не старилось. Он указывал на поле и говорил:
- Ишь как подымаются всходы...
Действительно, с какой невидимой скоростью тянулись к солнцу зеленя.
- Это построил мой прапрадед! - говорил крестьянин, указывая настену,
и мы показались Бернису еще более далекими, суетными и ничтожными.
Бернис прикасался ужеквечнойстене,квечномудереву,-ион
догадался, что прибыл.
- Вот и поместье. Прикажете подождать?
Так вот оно, легендарное королевство, заснувшее под водой,гдеБернис
проведет сто лет, состарившись всего на один час.
В тот же вечер повозка, омнибус, скорый поезд позволятБернисутайком
осуществить бегство, которое со времен Орфея,современСпящейКрасавицы
возвращало людей в мир живых. И, прижавшись бледной щекой к вагонномуокну,
он снова станет похожимнавсехостальныхпассажиров,направляющихсяв
Тулузу. Но в глубине души он унесет воспоминание, о котором нельзя поведать,
- "цвета луны", "цвета времени".
Странное посещение: ни единого звука, ни одногоудивленноговозгласа.
Только на дороге глухо отдаются шаги.Он,какбывало,перепрыгнулчерез
ограду; аллеи заросли травой.