Прорватьсячерезэтузавесу,
пробиться к морю!
Толчок! Авария? Самолет внезапно накренилсявлево.Бернисудерживает
его сперва одной рукой, потом обеими руками,потомвсемтелом,О,черт!
Машина всей тяжестью устремляется к земле. Все пропало! Еще мгновение, ииз
этого опрокинутого дома, который он едва успелобжить,онбудетвыброшен
навсегда. Равнины, леса, деревни взовьются к нему по спирали. И весь видимый
мир растворится в дыму,улетучитсявихрямидыма.Дым!Детскаяигрушка,
развеянная по ветру...
- Ну и натерпелся же я страху!
Бернис ногой ударяет по тросу педали: что? Заклинилась? Отказала?Нет.
Все снова в порядке. Движение ноги восстанавливает мировое равновесие. Нуи
приключение!
Приключение? Отэтойсекундыничегонеосталось,кромекакого-то
привкуса во рту, кисловатого привкуса мяса. Но онуспелвзглянутьвлицо
смерти. И все стало обманчивой иллюзией:дороги,каналы,дома-игрушки
взрослых людей!..
Обошлось. Кончено. Здесь ясное небо. Как ипредсказываламетеосводка.
"Небо на одну четверть затянуто перистыми облаками".Метеосводка?Изобары?
"Облачные системы" профессора Бьеркнеса? Да это же небонародногогулянья:
ну, конечно. Небо 14-го июля. Лучше бы просто сказать: "В Малагепраздник".
Каждому жителю отпущено по десять тысяч метровчистогонебанадголовой.
Неба, возносящегося вплоть до перистых облаков. Никогда еще этот аквариум не
был таким прозрачным, таким огромным. Как в заливе, ввечеррегаты:синее
небо, синее море, синие утесы и синие глаза капитана. Лучезарный праздник!
Готово. Тридцать тысяч писем спасены.
Авиационная компания наставляла: почта - драгоценность, почта -дороже
жизни. Еще бы! Ею живы тридцать тысячлюбовников...Потерпите,любовники!
Письма летят к вам в вечернихогнях.ЗаспинойБернисаплотныеоблака,
сбитые циклоном в густое месиво. А впереди нарядная солнечнаяземля,яркий
ситец полей, ворсистая шерсть лесов, морщинистая парусина моря.
Над Гибралтаром будет ночь. И тогда левый разворотвсторонуТанжера
оторвет Берниса от Европы - огромного ледяного затора, сносимого течением...
Еще несколько городов, выросших на бурой земле, и потом - Африка. Опять
несколько городов изчерноготеста,и-Сахара.СегодняБернисбудет
присутствовать при вечернем туалете земли.
Бернис устал. Два месяца тому назад онлетелвПарижназавоевание
Женевьевы. Вчераонвернулсянаработу,осмысливсвоепоражение.Эти
равнины, эти города, эти уплывающие вдаль огни ему уженепринадлежат.Он
сбрасывает их с себя. Через час покажется светтанжерскогомаяка-идо
самого танжерского маяка Бернис будет вспоминать.
^TЧАСТЬ ВТОРАЯ^U
I
Я должен вернуться назад и рассказать о двух прошедшихмесяцах,иначе
что же останется? Когда слабое волнение, поднятоесобытиями,окоторыхя
поведаю, уляжется; когда расходящиеся, как на озерной глади, круги сомкнутся
над героями этих событий, которых они простовычеркнули;когдапритупится
сначала острая, потом менее остраяинаконецслабаяболь,-мирснова
покажется мне прочным.
Может быть, я уже решусь побывать вместах,которые
связаны с такими жестокими воспоминаниями о Женевьеве иБернисеикоторые
теперь уже не вызовут во мне ничего, кроме легкого сожаления.
Два месяца тому назадонлетелвПариж,нопослетакогодолгого
отсутствия уже не находишь своего места: словно ты загромождаешь собойвесь
город.ОнбылтеперьвсеголишьЖакомБернисом,одетымвпропахший
нафталином пиджак. Его тело казалось ему неуклюжим, неповоротливым, а багаж,
аккуратносоставленныйвуголок,подчеркивалвсюненадежностьи
недолговечность его пристанища: эта комната еще не была обжита, она небыла
завоевана белым бельем, книгами.
- Алло... Это ты?
Он ведет перекличку друзьям. Возгласы, поздравления.
- А, выходец с того света! Браво!
- Ну что? Когда увидимся?
Как нарочно, сегодня друг его занят. Завтра? Завтра гольф. Не хочетли
он присоединиться? Нет! Ну тогда послезавтра. Увидимся заобедом.Ровнов
восемь.
Тяжелой походкой онвходитвдансинг,пробираетсясреди"жиголо",
пальто сковывает его, как скафандр. Они проводят ночьвэтихстенах,как
пескари в аквариуме, они сочиняют мадригалы, танцуют, то и делоподходятк
стойке выпить. В этой зыбкой среде, где он один не потерял рассудка,Бернис
чувствует себя крепко стоящимнаногахгрузчиком-атлетом.Егомыслине
встречают отклика. Он протискивается междустоликамиксвободномуместу.
Глаза женщин,накоторыхзадерживаетсяеговзгляд,опускаются,словно
гаснут. Молодые люди ловко отстраняются, уступая ему дорогу.Такночьюпо
мере приближения дежурного офицера из рук часовых падают сигареты.
Мы каждый раз снова обретали этот мир, как бретонскиеморякиобретают
свою деревушку с почтовой открытки и свою слишком верную невесту,почтине
постаревшую за время их отсутствия. Та жекартинкаиздетскойкнижки.И
когда мы находили все на прежнем месте, в таком слепомповиновениисудьбе,
нам почему-то становилось страшно. Справившись о друге, Бернис слышал:
- Ну что сказать? Он всетакойже.Делаегоидутпомаленьку.Сам
понимаешь... Жизнь...
Все были в плену у самих себя, послушные им самим неведомой узде; не то
что он - беглец, бездомный мальчишка, волшебник.
Лица его друзей, пожалуй, чуть-чуть осунулись, чуть-чутьпостарелиза
две зимы, за два лета. Вон женщина в уголке бара: Бернис ее узнает. Налице
ее едва заметная усталость от стольких притворных улыбок. И бармен тот же. А
Бернису стало бы страшно, если бы кто-нибудь, окликнув его, воскресил внем
того прежнего, уже умершего Берниса, Берниса без крыльев, Берниса до побега.
С начала отпускавокругнегомало-помалустроилсяпейзаж,подобно
стенамтюрьмы.ПескиСахары,скалыИспаниипостепенноотходили,как
бутафория, сквозь которую начинал проступать реальныймир.