Он уже понял, что момент упущен.
– Ты заходи, а то дождь.
Внутри пахло лекарствами и антисептиками, как в больничной палате. Сиденья на стульях были покрыты защитной целлофановой плёнкой – похоже, их как привезли, так и оставили. Картина на стене была зачем‑то обернута полотенцем. И ещё Павлин заметил, что дверца шкафа занавешена простыней. На полу стоял собранный чемодан. На столе – спортивная сумка. Рядом о сумкой лежала шляпа, очень хорошая шляпа. Сумка была открыта. Павлин разглядел паспорт и что‑то похожее т авиабилет. Спендер присел на один из стульев, и целлофан на сиденье скрипнул.
– Хочешь чего‑нибудь выпить?
Павлин покачал головой. Спендер налил себе виски. Павлин поразился его спокойствию. Что‑то в нем было странное, в этом Спендере. Бледная кожа, тёмные, внимательные глаза. Худощавый, но видно, что крепкий. В нем ощущалась энергия, но не бьющая через край, а как будто отложенная про запас. Спокойный, уверенный в себе человек – и все же была в нем какая‑то непонятная грусть. И ещё он изменил причёску. Подстригся чуть ли не наголо, что придало ему более жёсткий, даже ожесточённый вид.
– Значит, вот так. Бандит Билли.
– Ты знаешь, зачем я пришёл, – сказал Павлин.
– Ну да. Пришёл разбираться. Я что‑то сделал не так, человек сильно напрягся и собрался меня наказать. Ты что со мной сделаешь? Будет очень больно?
Павлин никак не мог понять, что на него нашло. Почему он стоит, как дурак. У него же была репутация человека действия, настоящего мастера своего дела.
– Тебя как зовут?
Павлин сказал ему, и Спендер улыбнулся, словно это было какое‑то необычное имя.
– Это моя фотография? Дай посмотреть.
Спендер взял фотографию. Посмотрел на неё очень внимательно, как будто в ней был какой‑то секрет и он пытался его раскрыть.
– А зачем тут полотенце? – спросил Павлин.
– Где полотенце?
Павлин подошёл к закрытой картине и приподнял краешек полотенца. Он думал, что там картина. Но это была не картина. Павлин увидел своё отражение в зеркале. Потом он повернулся к шкафу с занавешенной простыней дверцей. Он уже понял, что там тоже зеркало. Он только не понял, зачем это надо. Павлин с таким раньше не сталкивался: чтобы все Отражающие поверхности были закрыты.
– У тебя все в порядке? – спросил он. – Нет. Не в порядке. Все плохо. Это не я.
– Что?
Спендер швырнул фотографию на стол.
– Это не я.
– Это ты.
– Ты сам посмотри.
Но Павлин не стал смотреть на фотографию. Ему надо было взять себя в руки, собраться. Сделать свою работу и уйти восвояси.
– Это ты, – сказал он и достал из‑за пояса пистолет. Прицелился Спендеру в голову.
И тут Павлин замолчал, надолго.
– А что дальше? – спросила Тапело. Павлин молчал.
– Ты убил его? – спросила я.
– Да? – сказала Тапело. – Ты убил его? Ну конечно, убил. Он его застрелил. Павлин – убийца. Хладнокровный убийца, и пока мы все вместе, нас никто не посмеет тревожить.
Мы с Тапело сидели вдвоём на одной кровати, Павлин – на другой. Напротив. Мы ели сандвичи и методично опустошали мини‑бар с крошечными бутылочками. Тапело вскрыла сувенирную банку с конфетами. Я не знаю, почему Павлин выбрал именно этот вечер, чтобы «раскрыться» и рассказать о себе. Может быть, потому, что рядом не было Хендерсон. На самом деле такое случилось вообще в первый раз за все время, пока мы вместе.
– Так ты убил его или нет? – спросила я.
– Да, – сказала Тапело. – Да или нет?
– Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, – сказал Павлин.
– Я убил человека, на войне.
– Только одного?
Павлин, как мог, объяснил. Да, на войне убивают. Но убивают по большей части издалека. А солдаты потом приходят и убирают всю «грязь». Вот и все. Работа действительно грязная, и тут нужны крепкие нервы. Но это именно то,
чем они занимались. И вот однажды случилось так, что в одной хижине спрятался человек. И он выбежал им навстречу, и Павлин его застрелил. Вот так вот просто. Это действительно было просто, и сперва Павлин очень по этому поводу переживал, но потом перестал. Все чувства как будто умерли. Ему стало чуточку проще причинять другим боль, вот и все, а потом война кончилась, но Павлин так и остался бесчувственным к чужой боли, и со временем это бесчувствие только окрепло. Потому что он сам так хотел. Но с тех пор он носил пистолет только в качестве устрашения. С того раза, на войне, он никого не убил.
– Кроме себя? – сказала Тапело.
– Кроме себя.
– Так рассказывай.
Джим Спендер сказал, глядя на пистолет:
– Ты убьёшь меня? Ты из тех, кто убивает?
– Спендер, не зли меня.
– Ты сам не знаешь, зачем пришёл, да? Павлин не ответил.
– Да, похоже, не знаешь. Обыкновенный тупой громила, который понятия не имеет, зачем он вообще живёт.
– Не зли меня, я сказал.
– Прошу прощения, я не хотел тебя обидеть. Я просто пытаюсь сказать, что я знаю, как действует Билли. Ему не нужно, чтобы меня убили. Ему нужно, чтобы меня измудохали до полусмерти. В качестве заслуженного наказания. Тех, кто плохо себя ведёт, надо наказывать, так он, кажется, говорит? Да, похоже, я прав. Как ты думаешь, я прав? Потому что он любит судить других, Бандит Билли.
– Бля, достал.
– Ты нарушишь приказ?
– Я сейчас разозлюсь.
– Ну ладно. – Спендер налил себе ещё виски. – Я тоже буду с тобой откровенным. Билли не знает. Бандит Билли не знает, в чью пользу счёт. Он думает, что контролирует ситуацию. Но он давно уже ничего не контролирует. Понимаешь, о чем я?
– Нет. Объясни.
– Все очень просто. Да, я его крупно подставил. Бандит ещё не понимает, как все серьёзно. Но очень скоро поймёт. И тогда он поймёт, что надо было со мной обойтись по‑другому. Но будет уже поздно.
– Что ты сделал? Спендер улыбнулся.
– У меня все готово. Я сделал себе новый паспорт и все бумаги. – Спендер выложил документы на стол. – Я стану кем‑то другим. Новый паспорт – новый человек.
– Что ты сделал с Билли?
– Я его заказал. И его должны грохнуть. Павлин не знал, что сказать.
– Может, все‑таки выпьешь?
Павлин вдруг увидел себя словно со стороны. Увидел парня с пистолетом в руке. Рука заметно дрожала. И Павлин понял, что совершил ошибку. Не надо было ему доставать пистолет.
– А тебя не огорчает, как ты живёшь? – спросил Спендер.
– Что?
Павлин никак не мог сосредоточиться. Голова как будто наполнилась чернотой, перед глазами все поплыло. Его цель превратилась в зыбкий силуэт, смазанный по краям.
– То есть если это вообще можно назвать жизнью? Павлин пытался удержать пистолет, но теперь он не знал,
куда целиться. Ему казалось, что они там не одни. Что там был кто‑то ещё.
– Блин, – сказала Тапело. – Помехи пошли, да? Шум? Причём очень неслабый.
Павлин как будто её и не слышал.
– Ну, чего? – спросил Спендер. – Теперь ты все знаешь. Будешь меня убивать?
– Ты так торопишься умереть? – спросил Павлин.
– Мне уже все равно. Я заразился.