Только имя. – Анджела…
– Это твоя дочка? Павлин говорил, что у тебя была дочка.
– Дай мне поработать.
Это было действительно хорошо: писать. Потому что это была работа. Работа, которую я знаю и делаю очень неплохо или делала раньше, но сейчас у меня снова все получается.
– Я знаю лишь одного человека, у которого я не могу выиграть в шахматы, – сказала Тапело. – Это я сама. Ты себе представляешь, что это такое?
– Нет, не представляю.
– Это грустно, на самом деле. Да, именно так. Очень грустно.
Я подняла глаза. Девочка листала книжку. Ту, которую я украла. «Алису в Зазеркалье».
– Может, ты ещё встретишь кого‑нибудь.
– Что? – Тапело взглянула на меня.
– Ну, не знаю. Какого‑нибудь парня. Нормального парня,
– Нормального парня?
– Ну, в смысле…
– Слушай, не надо.
Я смотрела на неё. Она снова уставилась в книгу, потом посмотрела на шахматы, потом – снова в книжку.
– Тапело, помнишь, сегодня утром?
– Когда именно?
– За завтраком.
– И что за завтраком?
– Когда ты мне сказала, как я выгляжу.
– А, ага.
– Да. Я что, правда, такая страшная?
– Ну, это меня Хендерсон попросила сказать.
– Слушай, девочка, за что ты меня так не любишь?
– В смысле?
– Тапело, я тебе помогла.
– Ты мне помогла?
– Когда ты стояла там, на дороге. Мы тебя подобрали.
– Ну, если бы не вы, кто‑то другой подобрал бы.
– Другой – да. Но таких, как мы, больше нет.
– Это точно, – сказала Тапело. – Других таких нет. Она приподняла книжку.
– Я тут читаю… тринадцатую главу.
– Дай посмотреть. Там же только двенадцать глав.
– Есть ещё и тринадцатая. Кто‑то её записал. От руки. Я взяла у неё книжку. Она показала мне, куда надо смотреть. Новые слова…
– И что это значит?
Я опять посмотрела на зеркало, повёрнутое к стене, и снова подумала про два глаза, глядящие друг на друга.
– Марлин? Ответь.
Я прочитала первую строчку. Алиса часто просыпалась посреди ночи и вспоминала приснившиеся ей сны.И сквозь все забытые и потерянные мгновения, все разрозненные сигналы прошедшего дня, в памяти всплыл рассказ Кингсли. Он мне рассказывал очень похожую историю. Тогда я решила, что это все выдумки; что он пытается уговорить меня, чтобы я приняла его предложение. Но теперь я поняла, что это была попытка объяснить. Объяснить по возможности проще. То есть проще – для Кингсли.
– Марлин… что это?
Я посмотрела на Тапело. Она смотрела прямо на меня. В глаза. И несмотря на неслабую дозу «Просвета» и на разделявшее нас расстояние в несколько футов, у меня все равно было странное чувство, что глубина этих чёрных зрачков захватила меня. Захватила и не отпускает. И вот тогда мне и вспомнился давешний сон. Весь, целиком. До мельчайших подробностей. Я столько держала в себе, я так долго молчала. Но теперь меня словно прорвало. И я рассказала ей все, что знала – или думала, что знала, – про Кингсли и про истинную природу зеркал. Я давно уже не говорила ни с кем вот так: доверительно и легко. Так, как ты говоришь только с самыми близкими. Тапело улыбнулась. Она не сказала ни слова. Лишь улыбнулась мне. И ничего больше.
Я ей все рассказала.
Я взяла тюбик помады, открыла его. Прорезь цвета. Единственный яркий штрих в этой комнате.
– На, возьми.
– На, возьми. – Тапело открыла своё зеркальце и протянула его мне.
Я придвинулась ещё ближе к свету и накрасила губы. Глядя на себя в зеркало. Меня вдруг охватило тревожное чувство, что я, может быть, вижу себя настоящую в последний раз и что мне уже никогда не вырваться из зеркальной хватки. Никогда.
– На Луне тоже есть зеркала, – сказала Тапело. – Ты не знала? Они там есть. Их привезли космонавты.
– Что?
– Космонавты. Они привезли зеркала на Луну. Я наконец оторвалась от зеркала.
– Зачем?
– Чтобы в них смотреться.
– Да?
– А потом, когда они возвращались на Землю, они оставили зеркала на Луне.
Мне представились эти брошенные зеркала: как они лежат посреди лунной пыли, и пыль заносит стекло. Столько лет, столько веков. Без отражения. Им, наверное, там одиноко – зеркалам на холодной Луне.
– А сейчас, – сказала Тапело, – они направляют с Земли на Луну лазерные лучи. Луч отражается от зеркала и возвращается обратно, а они замеряют время. Сколько нужно лучу, чтобы пройти расстояние от Земли до Луны. Помнишь, ты спрашивала?
– Ты о чем?
– Ты спросила, сколько до нас идёт свет Луны. Помнишь, вечером?
– А, да. И сколько минут?
– Секунду с четвертью, где‑то так.
– Всего‑то?
– Кстати, а почему ты спросила?
– Ну, я подумала… да, я подумала, а можно ли верить тому, что я вижу. Я смотрела на Луну. Она была такая усталая, и я подумала: она и вправду такая? Или на самом деле она другая, просто я вижу её такой?
Тапело расставляла фигуры на шахматной доске.
– Сейчас ничему нельзя верить, Марлин.
– Нет. Нет…
– Что?
– Слушай, прости меня. Что я втянула тебя во все это.
– А мне, ты думаешь, не все равно?
– Да, наверное, все равно.
Я опять посмотрелась в зеркало.
– Нормально ты выглядишь, Марлин. Вполне нормально. И глаза у тебя красивые.
– Но ты же меня совершенно не знаешь. Не знаешь, какая я на самом деле.
– Я пытаюсь узнать.
– Анджела умерла.
– Да, я так и подумала.
– Она умерла.
– От болезни?
– Ей было девять. Всего девять лет.
– А как все было?
– Как‑то вечером я вошла к ней в комнату. Теперь я вспомнила, да. Она сидела за столом и смотрелась в зеркало. Такое маленькое зеркальце с ручкой. Она смотрела на себя в зеркало. И вся дрожала. Не сильно, но все же заметно. Я спросила, что с ней такое, и сперва она мне не ответила. Я подошла ближе и снова спросила, как она себя чувствует. Компьютер был включён. По экрану ходила собачка. Собачка‑робот. Из какой‑то игрушки, наверное. Она ходила кругами, а компьютер шумел. Как‑то странно гудел. Я даже не сразу сообразила, что это гудел не компьютер. Это была Анджела. Ууууууу. Что‑то похожее на мелодию, я не знаю. А потом она заговорила. Она спросила: «Я когда‑нибудь буду красивой?» Представляешь?
– И что ты ответила?
– Я ей сказала… сказала, что…
– Что?
– Сказала: не говори глупостей.
– Ой.
– Теперь ты видишь, какая я на самом деле?
– Ну, это нормально. Все родители так говорят.
– Да, я знаю. Я знаю. Но потом она оторвалась от зеркала и повернулась ко мне. В первый раз, как я вошла. Она посмотрела на меня, Анджела. И сказала, что в зеркале живёт злой дух. Да, именно так и сказала. Злой дух. И он пожирает её. Её внешность, её красоту.