Никто, кроме Кая, на семерку больше неставил.Снекоторойдолей
лукавства обвел он взглядом окружающих и подумал: нет никакой разницымежду
ними и компанией вокруг графини Гест.Онивсегдаделаюттолькото,что
разумно и правильно, и это просто ужасно...
Кай проиграл. Интерес к игре у него пропал; онвстал,чтобызакурить
сигарету и пойти взглянуть на собаку, которую оставил в машине.
Принц Фиола последовал за нимипредставился.Онирешилипойтина
террасу казино, там должен был играть креольский оркестр.
Ночь воздвиглась перед ними стеной изчерногостекла.Однакопозади
отеля "Париж" ветерок,веявшийсморя,претворялэтостекловчерные
шелковые флаги, ласковые южные флаги.
Перед зданием почтыстояламашинаКая-глинаподгрязезащитными
крыльями, оси заляпанные, покрытые пылью, пострадавшие от езды погорными
проселочнымдорогам.Этамашинарезкоотличаласьотдлинногоряда
припаркованных здесь же сверкающих лимузинов, блестевших лаком и никелем,-
единственный низенький спортивный автомобиль, грязный и великолепный.
Фиола указал на него.
- Это моя машина, - пояснил Кай.
- Вы приехали сегодня? - спросил Фиола.
Кай кивнул.
- Три часа тому назад...
Они прошли было мимо машины, как наеезаднемсиденьевдругчто-то
зашевелилось. Высунулась голова, и послышался жалобный лай. Кай рассмеялся:
- Фруте!
Одним прыжком собака выскочила из машины и подлетела к хозяину.
- Давайте зайдем в "Кафе де Пари" - собаке еще причитается ужин.
Кай выбралсредихолодныхотбивныхкотлет,какиеещеоставались,
несколько лучших кусковипроследил,чтобыихдалисобаке.Когдаона
облизывалась, наевшись, он жестом приказал ей идти в машину. Фрутепослушно
затрусила туда, но, прежде чем взобратьсянасиденье,попробоваланадуть
хозяина. Она вздрогнула, будто услышала свист, и большими прыжками понеслась
назад. Однако в последний момент у нее словнобыпроснуласьсовесть,она
нерешительно остановилась в нескольких шагах от Кая, опасливо склонив голову
набок. Кай погрозил ей пальцем, она отвечала укоризненным лаем, еще с минуту
упорствовала, потом, смирившись, повернула обратно к машине.
На террасе танцевали под открытым небом. Для этого между столикамибыл
оставлен свободный квадрат. Оркестр едва можно было разглядетьзабарьером
музыкальной беседки, казалось, будто играет сам этот павильон.Надголовой
нависало небо, полное звезд.
Было слышно море. Моторнаялодкапроложилавводепеннуюборозду.
Далеко-далеко, на большом расстоянии от остальных, виднелся одинокийпарус,
ярко озаренный светом откуда-то снизу, из лодки. На темной поверхностиводы
он казался каким-то ненастоящим: резко выхваченный из тьмы,онбестревожно
стоял там, словно светящийся сам по себе магнезитово-меловой утес.
Креолы умели так искусно импровизировать,чтознакомаямузыкавих
исполнении, поражала своей новизной. Мелодии танго, какие онииграли,были
проникнуты глубокой грустью. Под них было хорошо танцевать,
Фиола смешивал себе мартини. Он приостановил свое занятие и сказал Каю:
- Вы только взгляните на эту женщину:каконадержитголову,какая
линия идет у нее от висков к щекам и подбородку. Поздно, она уже скрылась...
Через несколько минут волны музыки принесли женщину обратно.Онабыла
запелената в парчу, и невозможно было определить,вочтоонаодета-в
платье или просто в кусокневероятноловкозадрапированнойткани.Узкие
бедра начинались у нее очень высоко, на суставе играл отблеск света.Голову
она слегка откинула назад, обнаженные плечи играли,сообщаятрепетрукам.
Все в ней было не вполне отчетливо - это и создавало волшебство.
Скудное освещение спасало от разочарования, которое моглибыпринести
более четкие контуры. Эта тающая всумраке,уносящаясявместесмузыкой
женщина была в тот миг каким-то чудом.
- Как счастлив человек, когда егонеслишкоммучаютметафорыион
наделен живой фантазией, -сказалКай,-онспособентогдапретворять
подобные мгновенья в нечто почти романтическое. И насколькожеемулучше,
чем тому мужчине, что танцует сейчас с этим парчовымсозданьем.Онзнает,
любит ли она десерты, какое предпочитает вино и о чем охотней всего болтает.
Для него это женщина, возможно,любимаяженщина,адлянасона,-он
взглянул на бокал Фиолы, - я вижу, вы уже выпилисвоймартини,поэтомуя
могу выразиться более точно: длянасонасимволвдохновения.Этопочти
вершина того, чего можно желать.
Фиола задумался.
- Может быть. Такие встречи где-то наперифериичувствполныособой
прелести. Почему вы считаете, что каждый шаг поближе приносит разочарование?
-Оннеприноситразочарование.Онпростогораздоменьшедает.
Уточняет, проясняет, завязывает отношения и - скажем прямо - снимает Чары.
- Это теория.
- Конечно, - согласился Кай, - и было бы оченьглупоследоватьейв
жизни.Этовообщенелепость-житьсогласнопринципам,хотьбыи
безупречным. Теория - это лекарство, ее принимают, когда онанеобходимаи,
по возможности, с примесью софизмов.
- Это удобно.
- Всякое удобство имеет прежде всего то преимущество, чтооноудобно.
Есть у него и другое: что оно легко подворачивается под руку. Почемубыне
использовать все это как двигатель для собственного существования?
- Для такого взгляда имеется превосходноеопределение:аморальный,-
заметил Фиола и слегка поморщился.
- К томужеоннелогичен,иэтохорошо.Прогрессивныеубеждения
насквозь пронизаны логикой.