.. Я сказала им: "Идите!" Они, псы, спросили меня:
"Ты воротишься туда, указать наш путь?" Вот какие подлые! Ну,все-таки
ушли они. Тогда и я пошла... А на другой деньвзялименяваши,носкоро
отпустили. Тогдаувиделая,чтопорамнезавестигнездо,будетжить
кукушкой! Уж тяжела стала я, и ослабели крылья, и перья потускнели...Пора,
пора! Тогда я уехала в Галицию, а оттуда в Добруджу. И вотужеоколотрех
десятков лет живу здесь. Былуменямуж,молдаванин;умерсгодтому
времени. И живу я вот! Одна живу... Нет, не одна, а вон с теми.
Старуха махнула рукой кморю.Тамвсебылотихо.Иногдарождался
какой-то краткий, обманчивый звук и умирал тотчас же.
- Любят они меня. Много я рассказываю имразного.Имэтонадо.Еще
молодые все... И мне хорошо с ними. Смотрю и думаю: "Вот ия,быловремя,
такая же была... Только тогда, в мое время, больше было вчеловекесилыи
огня, и оттого жилось веселее и лучше... Да!.."
Она замолчала. Мне грустно было рядом сней.Онажедремала,качая
головой, и тихо шептала что-то... может быть, молилась.
С моря поднималась туча - черная, тяжелая, суровыхочертаний,похожая
на горный хребет. Она ползла в степь. С ее вершины срывались клочья облаков,
неслись вперед ее и гасили звезды одну за другой. Море шумело.Недалекоот
нас, в лозах винограда, целовались, шептали и вздыхали. Глубоко в степи выла
собака... Воздух раздражал нервы страннымзапахом,щекотавшимноздри.От
облаков падали на землю густые стаи теней и ползли по ней, ползли, исчезали,
являлись снова... На местелуныосталосьтолькомутноеопаловоепятно,
иногда его совсем закрывал сизый клочок облака. И в степной дали, теперь уже
черной и страшной, как бы притаившейся, скрывшей в себечто-то,вспыхивали
маленькие голубые огоньки. То там, то тут они на миг являлись и гасли, точно
несколько людей, рассыпавшихся по степи далеко друг от друга, искаливней
что-то, зажигая спички, которыеветертотчасжегасил.Этобылиочень
странные голубые языки огня, намекавшие на что-то сказочное.
- Видишь ты искры? - спросила меня Изергиль.
- Вон те, голубые? - указывая ей на степь, сказал я.
- Голубые? Да, это они... Значит, летают все-таки! Ну-ну... Я уж вот не
вижу их больше. Не могу я теперь многого видеть.
- Откуда эти искры? - спросил я старуху.Яслышалкое-чтораньшео
происхождении этих искр, но мне хотелось послушать, как расскажет отомже
старая Изергиль.
- Эти искры от горящего сердца Данко. Былонасветесердце,которое
однажды вспыхнуло огнем... И вот от него этиискры.Ярасскажутебепро
это... Тоже старая сказка...Старое,всестарое!Видишьты,скольков
старине всего?.. А теперь вот нет ничего такого-нидел,нилюдей,ни
сказок таких, как в старину... Почему?.. Ну-ка, скажи! Не скажешь... Чтоты
знаешь? Что все вы знаете, молодые? Эхе-хе!.
. Смотрели бы в старину зорко-
там все отгадки найдутся... А вот вы не смотрите и не умеете житьоттого...
Я не вижу разве жизнь? Ох, все вижу, хоть и плохи мои глаза! И вижуя,что
не живут люди, а все примеряются, примеряются и кладут на это всюжизнь.И
когда обворуют сами себя, истратив время, то начнут плакаться на судьбу. Что
же тут - судьба? Каждый сам себе судьба! Всяких людей я нынчевижу,авот
сильных нет! Где ж они?.. И красавцев становится все меньше.
Старуха задумалась о том, куда девались изжизнисильныеикрасивые
люди, и, думая, осматривала темную степь, как бы ища в ней ответа.
Я ждал ее рассказа и молчал, боясь, что, если спрошу ее о чем-либо, она
опять отвлечется в сторону.
И вот она начала рассказ.
III
"Жили на земле в старину одни люди, непроходимые леса окружалистрех
сторон таборы этих людей, а с четвертой -быластепь.Былиэтовеселые,
сильные и смелые люди. И вот пришла однажды тяжелая пораявилисьоткуда-то
иные племена и прогнали прежних в глубь леса. Там были болота и тьма, потому
что лес был старый, и так густо переплелись его ветви,чтосквозьнихне
видать было неба, и лучи солнца едва моглипробитьсебедорогудоболот
сквозь густую листву. Но когда его лучи падали на воду болот,топодымался
смрад, и от него люди гибли один за другим. Тогда стали плакать жены идети
этого племени, а отцы задумались и впали в тоску. Нужно было уйтиизэтого
леса, и для того были две дороги: одна - назад, - там былисильныеизлые
враги, другая - вперед, - там стояливеликаны-деревья,плотнообнявдруг
друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко в цепкий илболота.
Эти каменные деревья стояли молча и неподвижно днем в серомсумракеиеще
плотнее сдвигались вокруг людейповечерам,когдазагоралиськостры.И
всегда, днем и ночью, вокруг тех людей было кольцо крепкой тьмы,оноточно
собиралось раздавить их, а они привыкли к степному простору. А ещестрашней
было, когда ветер бил по вершинам деревьев и весьлесглухогудел,точно
грозил и пел похоронную песню тем людям. Это были все-таки сильныелюди,и
могли бы они пойти биться насмерть с теми, что однажды победили их,ноони
не могли умереть в боях, потому что у них были заветы, и коли б умерлиони,
то пропали б с ними из жизни и заветы.Ипотомуонисиделиидумалив
длинные ночи, под глухой шум леса, в ядовитом смраде болота. Онисидели,а
тени от костров прыгали вокруг них в безмолвной пляске, и всем казалось, что
это не тени пляшут, а торжествуют злые духи леса и болота... Люди всь сидели
и думали. Но ничто - ни работа, ни женщины не изнуряюттелаидушилюдей
так, как изнуряют тоскливые думы. И ослабли людиотдум...Страхродился
среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщиныплачемнадтрупами
умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, - и трусливые слова
стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом все громче и громче ...
Уже хотели идти к врагу и принестиемувдарволюсвою,иниктоуже,
испуганный смертью, не боялся рабской жизни.