Розали быламастерицейготовитьлегкие,изысканные
блюда: недаром она выросла в доме священника, напопечениисвоейкрестной
матери, его служанки.
- А, вот господин Рамбо, - сказала она, идя отворять дверь даже прежде,
чем успел раздаться звонок.
В дверях показался господин Рамбо, высокий, плечистый, с широкимлицом
провинциального нотариуса. Хотя ему было всего сорок пять лет, голова у него
была седая, но большие голубые глаза сохраняли удивленное, детски-наивноеи
кроткое выражение.
- А вот и господин аббат! Все всборе!-воскликнулаРозали,снова
открывая дверь.
Пожав руку Элен, господин Рамбо молча сел, улыбаясь и, видимо, чувствуя
себя как дома; Жанна тем временем бросилась на шею аббату.
- Здравствуй, дружок! - сказала она. - Я была очень больна!
- Очень больна, детка?
Обагостявстревожились,особенноаббат-маленький,сухопарый,
большеголовыйчеловек,сугловатымидвижениями,небрежноодетый;его
прищуренные глаза расширились и засияли пленительным светом нежности. Жанна,
оставив одну руку в его руке, протянула другую господину Рамбо. Оба не отры-
вали от нее встревоженного взора; Элен пришлось рассказать о припадке. Аббат
чутьнерассердился,-почемуегонеизвестили.Онинастойчиво
расспрашивали: теперь-то покрайнеймеревсекончено?Ничегобольшес
девочкой не было? Элен улыбалась.
- Вы любите ее больше, чем я; послушаешь вас - испугаешься,-сказала
она. - Нет, больше она ничего не чувствовала. Только иногда боли врукахи
ногах, тяжесть в голове... Но мы энергично за все это примемся.
- Кушать подано, - объявила служанка.
Мебель в столовой - стол, буфет, восемьстульев-былаизкрасного
дерева. Розали задернула темно-красные репсовые шторы. Простая висячая лампа
из белого фарфора, в медномкольце,освещаланакрытыйстол,симметрично
расставленные тарелки и дымящийся суп.Каждыйвторникобеденныйразговор
вращался вокруг все тех же тем. Но на этот раз,естественно,заговорилио
докторе Деберль. Аббат Жув отозвался о нем с большой похвалой, хотяврачи
не отличался благочестием.Онсчитал,чтоДеберль-человекспрямым
характером и добрымсердцем,прекрасныйотецимуж,-словом,подает
наилучший пример другим. Жена его также была,помнениюаббата,милейшим
существом, а несколько порывистые ее манеры - плод своеобразногопарижского
воспитания. В общем это прелестная чета. Элен было отрадно слышать это;она
была такого же мнения о докторе и его жене;словааббатапоощрялиеене
прерывать отношений, завязавшихся унеесчетойДеберль.Этиотношения
вначале несколько пугали ее.
- Вы слишком уединяетесь, - заявил священник.
- Несомненно, - поддержал его господин Рамбо.
Элен смотрела на них со своей спокойной улыбкой, как бы говоря, что для
нее достаточно их общества и что она опасается новыхдружескихсвязей.
Элен смотрела на них со своей спокойной улыбкой, как бы говоря, что для
нее достаточно их общества и что она опасается новыхдружескихсвязей.Но
уже пробило десять часов. Аббат с братомвзялисьзашляпы.Жаннауснула
поодаль в кресле. Они на мгновениенаклонилисьнаднейиудовлетворенно
покачалиголовой,видя,какбезмятежноонаспит.Потомнацыпочках
удалились; в передней они промолвили вполголоса:
- До следующего вторника.
- Я и забыл, - пробормотал аббат, поднимаясь на две ступеньки назадпо
лестнице. - Тетушка Фэтю заболела. Вам следовало бы навестить ее.
- Я схожу к ней завтра, - сказала Элен.
Аббат охотно посылал ее к своим беднякам. У них бывали по этомуповоду
долгие беседы вполголоса, свои особые дела,вкоторыхонипонималидруг
друга с полуслова и о которых никогда не говорили при других.Наследующий
день Элен вышла из дому одна: она избегала вэтихслучаяхбратьссобой
Жанну, с тех пор как девочка целых два дня не моглаизбавитьсяотнервной
дрожи, побывав с матерью у нищего, параличного старика. Элен прошла по улице
Винез, свернула на улицу Ренуар, а затем спустилась по Водномупроходу:то
была странная лестница, стиснутая междукаменнымиоградамисадов,крутая
уличка, спускавшаяся с высот Пасси к набережной. Внизу, в ветхом доме,жила
тетушка Фэтю. Она занимала освещенную круглым слуховым окноммансарду,где
едва умещались убогая кровать, колченогий стол и продранный соломенный стул.
- Ах! Добрая моя барыня... - застонала она, увидев Элен.
Тетушка Фэтю лежалавпостели.Тучная,несмотрянанужду,словно
распухшая, с одутловатым лицом, она натягивала на себя одеревенелымируками
рваное одеяло. У нее были маленькиелукавыеглазки,плаксивыйголос;ее
притворное смирение изливалось в шумном потоке слов:
- Спасибо вам, добрая барыня... Ой-ой-ой, как больно! Будто собаки рвут
мне бок... Ей-ей, у меня какой-то зверь в животе сидит! Вотздесь,видите?
Кожацела,болезньвсамомнутре...Ой-ой-ой!Дваднямучаюсьбез
передышки... Господи, можно ли так страдать... Спасибо, добрая барыня! Вы не
забываете бедняков. Это вам зачтется, да, да, зачтется...
Элен села. Заметив дымившийся на столе горшочек с настоем из трав,она
наполнила стоявшую рядом чашку и подала еебольной.Возлегоршочкалежал
пакетик сахара, два апельсина, сласти.
- Вас навестили? - спросила она.
- Да, да, одна дамочка. Да разве они понимают?.. Не это бымненужно.
Ах, будь у меня немножко мяса! Соседка сварила бы мне мяснойсуп...Ой-ой,
еще пуще разболелось! Право, точно собака грызет... Ах, будь у менянемного
бульону...
Скорчившись от боли, старуха, однако, не переставаласледитьлукавыми
глазками за Элен, шарившей у себя в кармане. Увидев,чтоонаположилана
стол монету в десять франков, тетушка Фэтю заохала еще громче, пытаясь вто
же время присесть. Не переставая корчиться, онапротянуларуку,-монета
исчезла.