У меня наверху, вкомнатушке, не одна
тысячатомов, спасенных от пожаравПараду.Все философывосемнадцатого
века, целаякуча книг орелигии.Много хорошего явних почерпнул. Я их
читаю ужелетдвадцать...Ах, прахпобери,вынайдете во мнеопасного
собеседника, господин кюре!
Онвстал.Широким жестомпоказал нагоризонт,на небо,на землю и
несколько раз торжественно повторил:
-- Ничего нет, ничего, ничего!.. Задуйте солнце -- и всему конец.
Доктор Паскальслегка подтолкнул локтем аббата Муре.Сощуривглаза и
одобрительнопокачиваяголовой,чтобыраззадоритьстарика,докторс
любопытством наблюдал за ним.
-- Так, значит, почтеннейший Жанберна, вы материалист? -- спросил он.
-- Эх, я всего лишь бедняк,--ответилстарик, разжигая трубку. -- Когда
граф деКорбьер,которому я доводилсямолочным братом,упал слошадии
разбился, егонаследники послали меня сторожить этот парк Спящей Красавицы,
чтобы от меня отделаться. Было мне тогда лет шестьдесят, человекя был, как
говорится,конченный. Носмертьменя, видно, забыла.Воти пришлось мне
устроить себездесьберлогу...Видители,когдаживешьв одиночестве,
начинаешькак-топо-особенномуглядетьнамир.Деревьябольше ужене
деревья, земля представляетсяживым существом,камни начинают рассказывать
всякие истории. Все это глупости, конечно! Но я знаю такие тайны, что они бы
вас простоошеломили. И тосказать, что, по-вашему, делать в этой чертовой
пустыне?Ябольшелюблюкнигичитать,чемохотиться... Граф,который
богохульствовал какязычник,частоговаривал мне: "Жанберна,дружище,я
очень рассчитываю встретиться стобойв аду; и там ты послужишь мне, как и
здесь служил".
Он снова обвел широким жестом горизонт и произнес:
-- Слышите:ничего нет, ничего!.. Все этотолько фарс. Доктор Паскаль
рассмеялся.
-- Прекрасный фарс, во всяком случае,--сказал он.--Вы,
почтеннейшийЖанберна,притворщик!Яподозреваю,чтовы влюблены,
несмотрянасвойразочарованныйвид.Вытолькочтоговорилис такой
нежностью о деревьях и камнях.
--Да нет,уверяю вас,--пробормотал старик,--все этовпрошлом.
Правда,вбылоевремя,когдамы только познакомились ивместе собирали
травы, я был настолько глуп, что многое любил в природе... Только лгунья она
большая, вашаприрода! Ну, по счастью,книгиубили во мне эту слабость...
Мне бы хотелось, чтобы мой сад былещеменьше;а на дорогу я и двух раз в
год не выхожу. Видите эту скамью? На ней-то яи провожуцелыедни, глядя,
как растет салат.
-- А ваши прогулки по парку? -- прервал его доктор.
-- По парку? -- проговорил Жанберна с видом глубокогоизумления. -- Да
ужбольшедвенадцатилетногимоейтам небыло!Что мнетам делать,
по-вашему,наэтомкладбище?Оночересчур велико.
Какаянесуразность:
бесконечныедеревья, повсюду мох, сломанные статуи, ямы, в которых,того и
гляди, сломаешь себе шею... Последний раз, как я тамбыл, под листвою дерев
было тактемно,отдиких цветов шел такой одуряющий запах,апоаллеям
проносилось такое странное дуновение,чтоя даже как будто испугался.И я
отгородился здесь, чтобы парк невздумал войти комне!.. Солнечный уголок,
грядка-другаялатука давысокая изгородь, скрывающая горизонт,--много ли
нужно человеку длясчастья! А мне ничего не нужно, ровнехонько ничего! Было
бытолько тихои чтобывнешний мир комне непроникал. Метра два земли,
пожалуй, чтобы после смерти лежать кверху брюхом, вот и все!
Он ударил кулаком по столу и, внезапно повысив голос,
крикнул, обращаясь к аббату:
-- А ну, еще глоток, господин кюре! Дьявола на днебутылки нет, уверяю
вас!
Аббату стало непо себе. Он сознавалсебя бессильным обратитьк богу
этогостранногостарика,показавшегосяемусумасшедшим.Теперьему
припомнилисьроссказниТэзы о некоем "философе" -- так окрестилиЖанберна
крестьяне Арто. Обрывки скандальных историй всплыли в его памяти.Священник
поднялся и сделал докторузнак, что хочет поскореепокинуть дом, где,ему
казалось, он вдыхает отравленный воздух погибели. Однакок чувству смутного
страха примешивалось странное любопытство, и онзадержался, затемпрошел в
конец садика и заглянул в сенидома,будто желая проникнутьвзоромтуда,
дальше, по ту сторону стены. Двери дома былираспахнуты, и заними ничего,
кромеклетис черной лестницей, небыло видно. Священниквернулся назад,
разглядываяпопути, нет ли какого-нибудь отверстия или просветатуда, на
этот океан листвы, соседство которого чувствовалось по громкому
шелесту, напоминавшему ропот волн, ударяющихся о стены
дома.
-- А как поживает малютка? -- осведомился доктор, берясь за шляпу.
--Недурно,-- отвечалЖанберна.-- Ееникогда небывает дома.Она
всегда исчезаетнацелоеутро...Но,бытьможет, все-такионасейчас
наверху.
Старик поднял голову и крикнул:
-- Альбина! Альбина!
Затем, пожимая плечами, проговорил:
-- Ну, вот! Она у меня известная шалунья!.. До свиданья, господин кюре!
Всегда к вашим услугам.
Ноаббат Мурене успелответитьнавызовдеревенского философа. В
глубине сенейвнезапноотворилась дверь.Начерном фоне стеныпоказался
ослепительныйпросвет.То было словно видение какого-то девственного леса,
точно гигантский бор, залитый потокамисолнца... Видение этопромелькнуло,
как молния, носвященник даже издали ясноразличил отдельныеподробности:
большой желтыйцветокпосреди лужайки, каскадводы,падавшийсвысокой
скалы, громадноедерево, сплошь усеянное птицами. Все это будто затонулои
затерялось,пламенеясредитакойбуйнойзелени,такогоразгула
растительности, что казалось --весьгоризонт цветет.