-- Да, забыл, кажется,-- сказал он.
Тэзапосмотрела ему в лицои пожалаплечами. Онасложила в салфетку
ломтикситногохлеба, такжеоставшийся нетронутым. А когда аббат собрался
уходить, подбежала к нему, опустилась на колени и закричала:
-- Обождите, у вас шнурки развязались...Никак не пойму, как вы можете
ходитьвэтихмужицкихбашмаках!Свидувытакойнежный,такой
избалованный!.. Видать, епископ хорошо васзнает, коли дал вам самый бедный
приход в департаменте.
-- Но ведь я сам выбрал Арто...-- сказал священник и снова улыбнулся.--
Вы что-то сегодня не в духе, Тэза! Разве мыне счастливы здесь? У насесть
все, что надо, и живем мы мирно, точно в раю.
Тут она сдержалась, засмеялась сама и ответила:
-- Святой вы человек, господин кюре!.. Ладно! Чем спорить, поглядите-ка
лучше, какая знатная у меня стирка!
Емупришлосьотправиться снею. Тэза грозила, что не выпустит его из
дому,покаон непохвалитее работу. Выходя из столовой, оннаткнулся в
коридоре на кусок штукатурки.
-- Это еще что такое? -- удивился он.
--Пустяки,-- свирепоотвечала Тэза.-- Просто дом церковныйвалится.
Но,по-вашему, все хорошо: увас есть все, что надо... Огосподи! Повсюду
щели!Взгляните-канапотолок! Ведьон весь растрескался!Колинасне
раздавитнаэтихднях,надобудеттолстуюсвечупоставитьнашему
ангелу-хранителю. Но что за беда,раз вам это нравится... Й в церкви то же.
Ещедва годаназад надо было вставить там новые стекла. Зимой господьбог
таммерзнет. Апотоми разбойники-воробьи тудабольше бы незалетали. В
конце концов, я заклею окна бумагой, вот увидите!
--Прекрасная мысль,--пробормотал священник,--можно будет заклеить
бумагой... Ну, а стены тут толще, чем кажется. Вот только пол в моей комнате
немного прогнулся возле окна. Дом этот всех нас переживет!
Поднавесом,увходавкухню,священник,желаядоставитьТэзе
удовольствие,остановился и рассыпалсяв похвалахее великолепной стирке.
Однако старуха потребовала, чтобыонпонюхал воду и опустил в неепальцы.
Послеэтогоонапришлавсовершенныйвосторгивыказаланастоящую
материнскую заботливость.Переставворчать,Тэзапобежала защеткойи,
принеся ее, сказала:
--Ужне собираетесь ли вы выйти издому в таком виде? На вашей рясе
еще вчерашняягрязьосталась.Повесьвыее наперила,ябы еедавно
почистила... Ряса еще хоть куда. Только подбирайте ее выше, когда переходите
поле, а то репейник весь подол изорвет.
Онаповорачивалаего, какребенка, заставляявздрагиватьсног до
головы под яростными ударами щетки.
--Ладно,ладно, хватит,--сказалон, вырываясь.
--Ладно,ладно, хватит,--сказалон, вырываясь.--Присмотритеза
Дезире. Хорошо? Я ей скажу, что мне надо уходить.
Но в это мгновение чей-то звонкий голос крикнул:
-- Серж, Серж!
Дезире вбежала, вся раскрасневшись от радости, с непокрытой головой; ее
черныеволосыбылизакрученыназатылке тугимузлом,рукиполокоть
выпачканыв навозе. Она толькочто чистила кур. Увидав, чтобрат уходит с
молитвенникомпод мышкой, она громко рассмеяласьи принялась целовать его,
закинув руки назад, чтобы не запачкать.
--Нет, нет,--лепеталаона,--ятебя замараю... Ох, какМневесело!
Вернешься -- поглядишь на животных.
И тотчас же убежала. Аббат Мурепообещал вернуться к одиннадцати часам
завтракать.Онуже совсем уходил, когда Тэза, провожавшая егодопорога,
прокричала ему вслед последние наставления:
-- Не забудьте повидаться с братом Арканжиа... Да зайдите к Брише, жена
его вчера приходила, все по поводу этой свадьбы... Господин кюре, послушайте
же! Я встретилаРозали.Онаспити видит выйтизамуж заэтоговерзилу
Фортюне. Потолкуйте с дядюшкой Бамбусом, может, он вас теперь послушает... и
невозвращайтесьвполдень,какнамедни!Водиннадцатьпридете?В
одиннадцать, ладно?
Носвященникбольше не оборачивался.И она вернуласьдомой, бормоча
сквозь зубы:
-- Так он меня и послушает!.. Ему нетеще двадцати шести лет, а онуж
вседелаетпо-своему! Зато всвятости не уступит и шестидесятилетнему! Да
ведь он инежил ещесовсем;ничегонезнает!Емуи нетруднобыть
добродетельным, как херувиму, красавчику моему.
IV
Почувствовав, чтоон избавился от Тэзы, аббат Муре остановился; весьма
довольный, что он, наконец, один. Церковь была построена на невысоком холме,
отлогоспускавшемсякселу.Продолговатоестроение сбольшимиокнами,
блестевшеекраснымичерепицами,походилона большую заброшенную овчарню.
Священникобернулсяиокинулглазамисвойдом--сероватуюлачугу,
прилепившуюсясбоку ксамомухраму; потом,словнобоясь вновь сделаться
жертвой нескончаемой болтовни, уже сутрапрожужжавшей ему уши, он свернул
направо ипочувствовалсебя вбезопасности,лишь когдадостигглавного
входа.Здесь его не моглизаметить из церковного дома! Над лишенным всяких
украшений,потрескавшимся от солнцаидождей фасадомцерквивозвышалась
узкая каменная башенка, внутрикоторойвиднелсятемный профиль небольшого
колокола;из-под черепиц торчал конецверевки. Шесть разбитых,наполовину
ушедшихв землю ступенек вели квысокомуполукруглому входу; рассохшаяся,
всяизъеденная пылью и ржавчиной дверьбыла покрыта по углам паутиной; она
едва держалась на полуоторванных петляхи,казалось, готовабыла уступить
первому же порыву ветра. Аббат Муре относился к этойразвалине с нежностью;
он взошел на паперть и прислонился к однойиз створок двери.