И действительно,
несколькомесяцевМурепребывалвбезмятежности;лишьпороюкнему
доносился,слегкасмущая его,деревенский шум, даинойраз егозатылок
обжигалгорячий луч солнца, когдаон шел по тропинке, весьустремленный в
небеса, глубоко чуждый зарождающейся жизни, которая кишела вокруг.
Большой черныйпес, стороживший Арто, решилвскарабкатьсянаверх,к
аббату. Он уселся на задние лапы у самыхног священника. Но тот по-прежнему
ничего незамечал,погруженный внежную сладость утра. Накануне онначал
службув честь девыМарии и ту великую радость, что объяла его, приписывал
предстательствумадонны занегопредсвоимбожеств веннымсыном. Сколь
презренными казались емуземныеблага! С какойрадостью сознавалон себя
бедняком! Потеряв в один и тот жедень отца и мать вследствиедрамы, всего
ужасаконторойон таки непостиг, Серж Муре, приняв священнический сан,
предоставилвсесостояние старшему брату. Единственной связью его смиром
была сестра. Он взял еексебе,проникнувшисьчем-то вродерелигиозного
умиленияк ней за ееслабоумие. Беднаяпростушка быларебячлива,словно
малоедитя,и казаласьему чистой, как те нищие духом,которым евангелие
обещает царствие небесное. И,однако, снекоторых порДезиреначалаего
тревожить. Она становилась как-то уж слишком крепкой и сильной; от нее так и
веяло здоровьем. Впрочем, пока это было лишьлегкое беспокойство, не более.
АббатМуре по-прежнемубыл весь погружен в тот внутренний мир, которыйон
самсебе создал,отрешившись отвсего остального. Он замкнул свои чувства
длявнешнегомираи, стараясьосвободитьсяотвсехпотребностей тела,
целиком отдался жизнидуха,охваченный восторгом созерцания.В природе он
видел лишь соблазни грязь. Славу своюон полагал втом, чтобы попирать и
презирать природу, освобождаться от земной скверны. Истинно праведный должен
быть в глазах мирасего безумцем.И он смотрел на себя точно на изгнанника
на земле,помышляялишь облагах небесных, не всилахпонять, как можно
кластьнаодну чашувесов короткие часы преходящихнаслаждений, когда на
другой -- вечное блаженство. Разум обманывает, чувства лгут! Его преуспеяние
в добродетели было исключительно плодом послушания и смирения. Он желал быть
последним среди людей, находиться вподчинении у всех, дабы насердце его,
как набесплодныйпесок, пала божья роса. Онсчитал, что живет в позоре и
заблуждении,чтонедостоинотпущениягреховивечногоспасения.Быть
смиренным -- значит
веровать илюбить. Умертвивсвою плоть, слепой и глухой ковсему, он
уже не зависел более от себя самого. Он чувствовал себя просто вещью бога. И
тогда молитвавозносила егоизсамоуничижения,вкакоеонпогружался,
превыше владык и счастливцев, к сиянию блаженства без предела.
Таким-тообразом аббат Муре обрел в Арто восторги монастырскойжизни,
которыхон вбылое времястоль пламенножаждалвсякийраз, когда читал
"ПодражаниеХристу".
-- Ему была еще неведома борьба с самимсобою. С самого
первогоколенопреклонения, будто пораженныймолнией благодати, без борьбы,
без содроганий, вполномзабвении плоти, сподобилсяон душевного мира. То
былипервые восторги слияния сбогом, ведомые иным молодым священникам, та
блаженная пора,когда все в человекеумолкает ижелания его обращаютсяв
безмернуюпотребностьчистоты.Ниводномживом существе неискалон
утешения. Когда веришь, что нечто есть все, не знаешь колебаний. А он верил,
что бог есть все, что его собственное смирение, послушание и целомудрие суть
все.Он вспоминал,какемуговорилиобискушениях,острашныхмуках
соблазна, которым подверженыдаже самыеправедные. И улыбался.Бог еще ни
разу не покидал его, и он шествовал подзащитойсвоей веры,служившей ему
панцирем,предохранявшим от малейшего дуновения зла. Аббат Муре припоминал:
ему было всеговосемь лет, а он уже изливался вслезах отлюбви,прячась
где-нибудьпо углам;кого он любил,оннезнал; он плакалотлюбвик
кому-то,оченьдалекому. И стехпор оннеизменнопребывалв каком-то
умилении.Позднееонзахотелстатьаббатом,чтобыудовлетворитьсвою
потребность в сверхчеловеческой любви: толькоона одна и мучила его. Онне
представлял себепризвания,требующегоот человекаболее самоотверженной
любви.Оноотвечалоустремлениям егонатуры,его врожденным инстинктам,
мечтам мужающего подростка, первым мужским желаниям. И если ему суждено было
подвергнуться соблазну, оножидалэтогочаса с безмятежностьюнеопытного
семинариста. Он чувствовал, что мужчина в нем убит;
ему доставляло радость сознавать, чтоон не такой, как все, что онна
ином пути, на пути безбрачия, и отмечен тонзурой, как овца Господня.
V
Солнцевсе еще продолжало нагревать церковные двери.Золотистые мушки
жужжаливокруг большого цветка,пробившегосямеждвухступеней паперти.
Аббат Муресобирался ужеуйти -- унего немного закружилась голова,-- как
вдруг большой черный пес с громким лаем бросился к кладбищенской ре
шетке, по левую руку от церкви. В это же время послышался
резкий голос:
-- Ага,негодяй!В школунеявляешься, а накладбищеторчишь!.. Не
отнекивайся! Я за тобой уже четверть часа слежу
Священниксделал несколько шагов. Онузнал Венсана.Монах изордена
христианскихшколкрепко держал мальчишку за ухо, и тот словноповиснад
тянувшимсявдолькладбищаоврагом,поднукоторогобежалМаскль--
прозрачный ручей, впадавший в двух лье от селения в Вьорну.
-- Брат Арканжиа!-- негромко молвилаббат, призывая грозного монаха к
снисходительности.
Но тот не выпускал уха мальчишки.
-- А, это вы,господин кюре! -- проворчал он.-- Представьте себе, этот
негодяй вечно околачивается здесь, на кладбище! Какие пакости он тут делает,
желал быязнать?.