. Ваалет!.. Танит!..
Голос ее звучал жалобно и протяжно, точно призыв.
-Анаитис!Астарта!Деркето!Асторет!Миллитта!Атара!Элисса!
Тирата!.. Скрытыми символами, звонкими систрами, бороздамиземли,вечным
молчанием и вечным плодородием,властительницатемногоморяиголубых
берегов, царица всей влаги мира, приветствую тебя!
Онадва-триразакачнуласьвсемтелом,потом,вытянувруки,
распростерлась лицом в пыли.
Рабыня быстро подняла ее, ибо по обряду нужнобыло,чтобыкто-нибудь
поднял распростертого в молитве: это значило, что боги вняли ее мольбе;и
кормилица Саламбо всегда неуклонно исполняла этот благочестивый долг.
Торговцы из Гетулии Даритийской привезли ее ещеребенкомвКарфаген;
отпущенная на свободу, она не пожелала оставить своихгоспод,чтовидно
было по широкому отверстию в ее проколотом правом ухе.Пестраяполосатая
юбка, обтягивавшая ее бока,спускаласьдощиколоток,гдезвенелидва
оловянных кольца. Лицо ее, несколько плоское, было желтого цвета,какее
туника. Длинные серебряные иглы образовали ореолпозадиголовы.Водну
ноздрю продета была коралловая серьга. Опустивглаза,онастоялаподле
ложа, прямее гермы.
Саламбо подошла к краю террасы.Онаокинулавзоромгоризонт,потом
устремила взгляд на спящий город, и вздох ее, поднимаягрудь,всколыхнул
длинную белую симарру, свободнооблекавшуюее,беззастежекипояса.
Сандалиисзагнутыминоскамиисчезалиподмножествомизумрудов,
распущенные волосы были подобраны пурпуровой сеткой.
Она подняла голову, созерцаялуну,и,примешиваяксловамобрывки
гимнов, шептала:
-Каклегкотыкружишься,поддерживаемаяневесомымэфиром!Он
разглаживается вокруг тебя, и это ты своим движением распределяешь ветры и
плодоносные росы. По мере того как ты нарастаешь или убываешь,удлиняются
или суживаются глаза у кошек и пятна пантер. Жены с воплемназываюттвое
имя среди мук деторождения! Ты наполняешь раковины! Благодаря тебебродит
вино! Тывызываешьгниениетрупов!Тысоздаешьжемчужинывглубине
морей!..
И все зародыши, о богиня, исходят из тьмы твоих влажных глубин.
Когда тыпоявляешься,наземлеразливаетсяпокой,чашечкицветов
закрываются, волны утихают, усталые люди ложатся, обращая к тебе грудь,и
мир со своими океанами и горами глядится, точно в зеркало, тебе в лицо. Ты
-чистая,нежная,лучезарная,непорочная,помогающая,очищающая,
безмятежная!..
Рог луны поднялся над горой Горячих источниковввыемкемеждудвумя
вершинамиподругуюсторонузалива.Подлунойсветиласьнебольшая
звездочка, окруженная бледным сиянием. Саламбо продолжала:
- Но ты истрашна,владычица!Этотысоздаешьчудовища,страшные
призраки, обманчивые сны.
Глаза твои пожираюткамнизданий,иобезьяны
болеют при каждом твоем обновлении.
Куда ты идешь? Зачем постоянно меняешьсвойобраз?То,изогнутаяи
тонкая, ты скользишь в пространстве, точно галера без снастей, то кажешься
среди звезд пастухом, стерегущим стадо. Сияющая и круглая, ты катишьсяпо
вершинам гор, "точно колесо колесницы.
О Танит! Ведь ты меня любишь, я знаю! Я так неустанно гляжу на тебя! Но
нет! Ты носишься по лазури, а я остаюсь на неподвижной земле...
Таанах, возьми небал и тихо сыграй что-нибудь на серебряной струне, ибо
сердце мое печально!
Рабыня взяла в руки инструмент из черного дерева, вроде арфы, вышеее,
треугольной формы.
Глухие и быстрые звуки чередовались, как жужжаниепчел,и,нарастая,
улетали в ночной мрак вместе с жалобной песнью волн иколыханиембольших
деревьев на верху Акрополя.
- Перестань! - воскликнула Саламбо.
- Что с тобой, госпожа? Каждое дуновение ветра, каждое облачко нанебе
- все тебя тревожит и волнует.
- Не знаю, - сказала Саламбо.
- Ты утомляешь себя слишком долгими молитвами!
- О Таанах, я хотела бы раствориться в молитве, как цветок в вине!
- Может быть, дым курений вреден тебе?
- Нет, - сказала Саламбо, - в благовониях обитает дух богов.
Рабыня заговорила об отцеСаламбо.Думали,чтоонуехалвстрану
янтаря, за Мелькартовы столпы.
- Но если он не вернется, - сказала она, - тебе придется -таковаего
воля - избрать себе супруга среди сыновей старейшин, и печаль твоя пройдет
в объятиях мужа.
- Почему? - спросила девушка.
Все мужчины, которых она видела досихпор,вкушалиейужассвоим
животным смехом и грубым телом.
- Иногда, Таанах, из глубины моего существа поднимаются горячиевихри,
более тяжелые, чем дыхание вулкана. Меня зовут какие-тоголоса.Огненный
шар клубится в моей груди и подступает кгорлу,ондушитменя,имне
кажется, что я умираю. А потом что-то сладостное,пронизывающееменяот
чела до пят, пробегает по всему моему телу... меняобволакиваеткакая-то
ласка, и я изнемогаю, точно надо мной распростерся бог. О, как бы я хотела
изойти в ночном тумане, в струях ручья, в древесномсоке,покинутьсвое
тело, быть лишь дыханием, лучом скользить и подняться к тебе, о мать!
Она высоко воздела руки, вся выпрямившись, бледная и легкая, каклуна,
в своей белой одежде. Потом снова спустилась на ложе из слоновой кости,с
трудом переводя дыхание. Таанах наделаейнашеюянтарноеожерельес
дельфиновыми клыками, которое рассеивало страхи, и Саламбосказалапочти
угасшим голосом:
- Пойди позови Шагабарима.
Отец Саламбо не желал, чтобы она вступилавколлегиюжрицилидаже
знала,каковонародноепредставлениеоТанит.Онберегдочьдля
какого-нибудь брачного союза, который мог бытьполезенегополитическим
целям. Поэтому Саламбо велаводворцеодинокуюжизнь;матьеедавно
умерла.
Она выросла средилишений,постов,постоянныхочищений,окруженная
изысканнымиторжественнымипредметами;телоеебылопропитано
благовониями, душа полна молитв.