По временам инструментывнезапнозатихали,ираздавалсярезкий,
бешеный крик, похожий на лай; они издавали его, ударяя языком об углы рта.
Иные стояли, подпирая подбородок рукой, неподвижнее сфинксов, и устремляли
большие черные глаза на поднимавшееся вверх войско.
Хотя Сикка была священным городом, всежеонанемогладатьприют
такому количеству людей; один только храмсосвоимистроениямизанимал
половину города. Поэтому варварырасположилисьпосвоемуусмотрениюв
равнине, дисциплинированная часть войска - правильными отрядами, адругие
- по национальностям или как попало.
Греки разбили шатры из звериныхшкурпараллельнымирядами,иберийцы
расположили кругом свои холщовые палатки, галлы построили шалаши из досок,
ливийцы - хижины из сухих камней, а негры вырыли ногтями в пескервыдля
спанья. Многие, не зная, где поместиться, бродили среди поклажи,аночью
укладывались на землю, завернувшись в рваные плащи.
Вокругнихрасстилаласьравнина,окаймленнаягорами.Кое-гденад
песчаным холмом наклоняласьпальма,апооткосампропастейвыступали
пятнами сосны и дубы. Иногда в грозу дождь свисал длиннымпологом,вто
время как небо над полями оставалось лазурным и ясным; потом теплыйветер
гнал вихри пыли, ручеек спускался каскадами с высот Сикки, где под золотой
крышей стоялнамедныхколоннаххрамВенерыКарфагенской,владычицы
страны. Ее душа как бы наполнялавсевокруг.Волнистойлиниейхолмов,
сменой холода и тепла, а также игрой света она являла бесконечностьсвоей
силы и красоту своей вечнойулыбки.Вершиныгорбылипохожинарога
полумесяца; иныенапоминалинабухшиесосцыполныхженскихгрудей,и
варвары при всей своей усталости чувствовали полное сладости изнеможение.
Спендий, продав дромадера, купил на вырученныеденьгираба.Онвесь
день спал, растянувшись перед палаткой Мато. Иногда он просыпался; восне
ему мерещился свист бича, и он проводил руками по рубцам на ногах, натом
месте, где долго носил кандалы. Потом снова засыпал.
Мато мирился с его обществом, иСпендий,сдлинныммечомубедра,
сопровождал его, как ликтор, или же Мато небрежно опиралсярукойнаего
плечо: Спендий был низкорослый.
Однажды вечером, проходя вместе по улицам лагеря, они увиделилюдейв
белых плащах; среди них был Нар Гавас, вождь нумидийцев. Мато вздрогнул.
- Дай меч, - воскликнул он, - я его убью!
- Подожди, - сказал Спендий, останавливая его.
Нар Гавас уже подходил. Он прикоснулсягубамикбольшимпальцамна
обеих руках в знак приязни, объясняя свой гнев опьянением напиру.Потом
долго обвинял Карфаген, но не объяснил, зачем пришел к варварам.
Кого он хочет предать: их или Республику? - спрашивал себя Спендий;но
так как он надеялся извлечьпользудлясебяизвсякихсмут,тобыл
благодаренНарГавасузабудущиепредательства,вкоторыхонего
подозревал.
Вождь нумидийцев осталсяжитьсрединаемников.
Вождь нумидийцев осталсяжитьсрединаемников.Казалось,онхотел
заслужить расположение Мато. Он посылал ему жирных коз,золотойпесоки
страусовые перья. Ливиец, удивляясь его любезностям, не знал, отвечатьли
на них тем же, или дать волю раздражению. НоСпендийуспокаивалего,и
Мато подчинялся рабу. Он все еще был в нерешительности и не могстряхнуть
с себя непобедимое оцепенение, как" человек, когда-то выпивший напиток, от
которого он должен умереть.
Однажды они отправились с утра охотиться на львов, и Нар Гавасспрятал
под плащом кинжал. Спендий следовал за ним, неотходя,изавсевремя
охоты Нар Гавас ни разу не вынул кинжала.
В другой раз Нар Гавас завел их очень далеко,досамыхграницсвоих
владений. Они очутились в узком ущелье. Нар Гавас с улыбкой заявил, что не
знает, как идти дальше. Спендий нашел дорогу.
Но чаще всего Мато, печальный, как авгур, уходил на зареибродилпо
полям. Он ложился где-нибудь на песок и до вечера не двигался с места.
Он обращался за советом ковсемволхвамввойске,ктем,которые
наблюдают за движением змей, и к тем, которые читают по звездам, и ктем,
которые дуют на золу сожженных трупов. Он глотал пепел, горный укроп ияд
Тадюк, леденящий сердце; негритянки пели при лунномсветезаклинанияна
варварском языке и кололи ему вэтовремялобзолотымистилетами;он
навешивал на себя ожерелья и амулеты, взывал по очереди кВаал-Камону,к
Молоху, к семи Кабирам, к Танит и к греческой Венере. Он вырезал некое имя
на медной пластинке и зарыл ее в песок на порогесвоейпалатки.Спендий
слышал, как он стонал и говорил сам с собой.
Однажды ночью Спендий вошел к нему.
Мато голый, как труп, лежал плашмя на львиной шкуре, закрыв лицо обеими
руками; висячая лампа освещалаоружие,развешенноенасрединномшесте
палатки.
- Что тебя томит? - спросил раб. - Что тебе нужно? Ответь мне.
Он стал трясти его за плечо и несколько раз окликнул:
- Господин! Господин!..
Мато поднял на него широко раскрытые печальные глаза.
- Слушай! - сказал он тихим голосом, приложив палецкгубам.-Гнев
богов обрушился на меня! Меня преследуетдочьГамилькара!Ябоюсьее,
Спендий!
Он прижимался к груди раба, как ребенок, напуганный призраком.
- Скажи мне что-нибудь! Я болен. Я хочу излечиться!Яиспробовалвсе
средства! Ноты,бытьможет,знаешьболеемогущественныхбоговили
неотвратимое заклинание?
- Для чего? - спросил Спендий.
Мато стал бить себя кулаками по голове.
- Чтобы избавиться от нее! - ответил он.
Потом, обращаясь к самому себе, он продолжал говорить с расстановкой:
- Я,наверное,тажертва,которуюонаобещалапринестибогамв
искупление чего-то. Она привязала меня к себе цепью, невидимойдляглаз.
Когда я хожу, это идет она; когда я останавливаюсь, этозначит,чтоона
отдыхает! Ее глаза жгутменя,яслышуееголос.Онаокружаетменя,
проникает в меня.