Вначале Пэт незаметиламеня.Онабылаблизорука,ноизсмешной
суетности не носила очки, а надевала их лишь при чтении или в кино. В ходу
у меня была шутка, что она даже рояля в комнате не заметит.
Я стоял прислонившись к дереву и молча следил,какона,всеещене
замечая меня, приближается ко мне, прижимая кгрудипапкусошкольными
тетрадями. Она была в коротком голубом пальто, красных шерстяных чулкахи
замшевых лыжных ботинках. Шла она, по своему обыкновению,быстрымшагом,
сосредоточенноглядяпередсобой.Ееголовкастемнымиволосами,
собранными в узел на затылке,быланаполовинускрытабольшимподнятым
воротником пальто.
Увидев наконец меня, она улыбнулась, но неотчужденно,априветливо.
Объяснение, следовательно, предстояло более трудное, чем я ожидал.Мыне
поцеловались. Всегда надо было считаться с тем, что кто-нибудьувидитиз
окна школы.
- Ты вовремя. Мои вещи там,-махнулаонарукойпонаправлениюк
стоянке, где примостилась ее старенькая обшарпанная машина.Добраячасть
ее жалованья уходила навзносыпомощибеженцамизБиафры,голодающим
индийским детям, политзаключенным в разных частях света. Дома у неебыло,
вероятно, не больше трех платьев.
- Говорят,чтолыжнясегодняоченьхороша.Походимнаславу,-
продолжала она, поворачиваясь, чтобы идти к стоянке.
Я удержал ее за руку.
- П-погоди м-минутку, - с трудом выговорил я, необращаявниманияна
то, что она слегка покривилась отмоегозаикания.-Мненужночто-то
с-сказать тебе. Я н-не п-поеду.
- О! - с некоторым удивлением негромко воскликнула она. - Аядумала,
что ты свободен.
- Я с-свободен и н-не п-пойду на лыжах. Я у-уезжаю.
- На субботу и воскресенье?
- С-совсем.
Она прищурилась, словно внезапно потеряла меня из виду:
- И тебе больше нечего сказать мне?
- Н-нечего.
- Ах, нечего, - резко отозвалась она. - Может, всежесообщишь,куда
уезжаешь?
- Еще с-сам н-не знаю.
- И не соизволишь объяснить, почему?
- С-скоро с-сама узнаешь.
- Если у тебя несчастье, - тон у нее смягчился, - и я могу помочь...
- П-помочь н-не с-сможешь.
- Будешь писать мне?
- П-постараюсь.
Она поцеловала меня, не боясь, чтомогутувидетьизоконшколы.И
никаких слез. И ни слова любви. А ведь все могло быть иначе, еслибыона
сказала, что я дорог ей, что она любит меня.
- Уменяскопилосьмногонепроверенныхработ.Аснегещедолго
пролежит. - Кивнув мне, она криво улыбнулась. - Желаюудачивездеиво
всем.
Я проводил еевзглядом,когдаоназашагалакстоянке.Маленькая,
скромная, прежде такая близкая. Потом я сел всвоюмашинуи,захлопнув
дверцу, уехал.
В этот же день в шесть часов вечера я покинул свою простообставленную
квартиру, оставив в ней лыжное снаряжение и ботинки, только подбитую мехом
парку я уложил в туристский мешок, чтобы передать брату Пэт,которыйбыл
примерно одного роста со мной.
Потом я сел всвоюмашинуи,захлопнув
дверцу, уехал.
В этот же день в шесть часов вечера я покинул свою простообставленную
квартиру, оставив в ней лыжное снаряжение и ботинки, только подбитую мехом
парку я уложил в туристский мешок, чтобы передать брату Пэт,которыйбыл
примерно одного роста со мной. Хозяйке я сказал, чтобы она взяла себемои
книги и все, что осталось после меня в квартире.
Я решил уехать на юг налегке, покинув город,где,кактеперьпонял,
прожил счастливо более пяти лет.
У меня не было определенной цели. Ясобирался,какисказалФредди
Каннингему, присмотреться, чем мне дальше заняться вжизни,ибыловсе
равно, где начинать.
3
Рассчитать свою дальнейшую жизнь...Временидляэтогоуменябыло
сколько угодно. Сидя за рулем своеймаленькоймашины,мчавшейсянаюг
вдоль всего Восточного побережья Америки, я был предоставлен самомусебе.
По широким автострадам я уже миновал Вашингтон, Ричмонд, Саванну. Ничто не
привлекаломоеговнимания,янаходилсявтомсостоянииполного
одиночества, что погружает в философскиеразмышления.Ядумалосвоих
отношениях с Пэт иомногомдругомвпрожитойжизни.Изанглийской
литературы я вынес, по крайней мере,тотвзгляднажизньиотношения
людей, что твой характер - это твоя судьба, атвоиуспехиинеудачи-
следствие твоих достоинств и недостатков.
Однако теперь я уже не был в этом уверен. Я, конечно,несчиталсебя
безупречным человеком, но,однако,былхорошимсыном,вернымдругом,
добросовестным работником. Я небылжестоким,ненарушалзаконов,не
соблазнял женщин, никогда не дрался, если не считать потасовок на школьном
дворе. И все же... все же пришел к печальномуконцувкабинетедоктора
Райяна.
Судьба человека - его характер.Норазвеотэтогозависеласудьба
тридцати миллионов европейцев, погибших во второй мировой войне, илитех,
кто от голода падал замертво на улицах Калькутты, или тех жителейдревней
Помпеи, которые были заживо сожжены огненной лавой?
Господствует случайность.Бросишьлиигральныекости,откроешьли
карту. Впредь следует, подобно игроку, полагаться лишь на свою удачу. Быть
может, у меня - характер игрока, судьба теперь подтолкнула меня, и я сумею
найти новый путь в жизни.
Приехав во Флориду, я стал проводить дни на скачках.Вначалевсешло
хорошо. Я выигрывал достаточно часто, чтобы жить припеваючиинедумать
пока о работе. Никто ее, кстати, мне не предлагал, да я и сам не знал,за
что именно взяться.
Жил я сам по себе, не заводилдрузей,несближалсясженщинами.С
некоторым удивлением я обнаружил, что у меня,посуществу,нетникаких
желаний. Меня не занимало, надолголиэто.Простосейчасянехотел
никакого общения, никаких привязанностей.
С горьким наслаждением я ушел в себя, довольствуясьтем,чтозалитые
солнцем длинные дни коротал на скачках, ел и пил в одиночестве, а вечерами
изучал породу и чистоту кровей скакунов да повадки жокеевитренеров.