У
меня оставалось много времени для чтения (доктор Райян заверилменя,что
это не отразится на моемзрении),иябезразборупроглатывалмассу
дешевых книг в бумажных обложках, не находя, впрочем, в них ни пользы,ни
вреда.
Я жил в маленьких отелях, переезжая изодноговдругой,кактолько
соседи становились чересчур навязчивыми. Когда окончился сезонскачекво
Флориде, оказалось, что я выиграл несколько тысяч долларов, скоторымии
прибыл в Нью-Йорк. Там янесталходитьнаипподром-мнеэтоуже
наскучило - а продолжал играть через букмекеров. В тожевремяячасто
бывал в театрах икино,уходянанесколькочасоввирреальныймир.
Нью-Йорк вполне подходит для человека, которыйпредпочитаетодиночество.
Самыйудобныйвэтомсмыслегород,гдебезвсякихусилийсразу
почувствуешь себя одиноким и никому не нужным.
Однако в Нью-Йорке счастье изменило мне, и в начале зимы, чтобыкак-то
прожить, мне уже надо было искать работу. И тут как раз подвернулось место
ночного портье в отеле "Святой Августин".
Было три часа ночи, когда я подытожил последниесчетаот15января.
Почувствовав голод, я потянулся за сандвичем и бутылкой пива и в это время
услыхал шаги женщины, быстро спускавшейся по лестнице.
Включив свет в вестибюле, я увидел, как женщина торопливо, почти бегом,
устремилась к моей конторке. Она выглядела неестественно высокой втуфлях
на толстых подошвах и огромных каблуках.Нанейбылабелесаяшубаиз
искусственного меха и блондинистый парик, который никого не мог быввести
в заблуждение. Я узнал в нейтушлюху,котораявскорепослеполуночи
пришла с мужчиной из 610-го номера. Шел четвертый час ночи; еепребывание
в номере слишком уж затянулось, что и было заметно по ней. Она подбежала к
запертой парадной двери, тщетно надавилакнопкуиспорченногозвонка,а
потом кинулась к моей конторке.
Постучав в пуленепробиваемое стекло, она громко крикнула:
- Откройте дверь. Я ухожу.
Достав ключ из ящика стола, где держал и пистолет,явышелизсвоей
конторкивпримыкавшуюклетушку,уставленнуюсейфами.Ещевней
громоздился допотопный несгораемый шкаф исполинских размеров. Шкаф и сейфы
остались от прежних дней - я же упоминал, что отель знавал лучшие времена.
Теперь хранить сокровища было некому, и сейфы пылились за ненадобностью. Я
отомкнул дверь каморки и вышел в вестибюль Женщинапоследовалазамной.
Дышала она тяжело. Ее профессия была явно неспортивной и не могланаучить
ее быстро бегать по лестницам среди ночи. На вид ей было лет тридцать, но,
едва взглянув на нее, вы сразу бы заметили, что жизнь у нее не излегких.
Вот такие женщины, шмыгавшие поночамвотель,былидляменявеским
доводом в пользу безбрачия.
- Почему вы не спустились в лифте?
- Вызвала его, но тут какой-то чокнутый голый старик выскочил из номера
и кинулся ко мне. Он дико хрипел и замахивался на меня.
- Чем з-замахивался?
- Не могла понять.
Он дико хрипел и замахивался на меня.
- Чем з-замахивался?
- Не могла понять. Не то палкой, не то, может,бейсбольнойбитой.Вы
же, ублюдки, экономите на освещении, и в коридорах почти совсемтемно.-
Голос у нее был хриплым от виски. - Я не стала ждать, чем это кончится,и
убежала. Если вам нужно, найдете его на шестом этаже. Откроете вынаконец
эту проклятую дверь? Я хочу домой.
Я отпер большие зеркальные двери, усиленные чугуннойрешеткой(хозяин
нашего отеля был человек предусмотрительный). Женщина нетерпеливо толкнула
их и выскочила на темную улицу. Япостоялнемноговдверяхвнадежде
увидеть патрульную полицейскую машину и попросить полисмена сходить вместе
со мной на шестой этаж, поскольку платызагероизммненеполагалось.
Однако улица была пустынна, и лишь вдалеке, на Парк-авеню,слышалсязвук
сирены. Заперев двери, я не спеша побрел ксебевконторку,сгрустью
размышляя о том, что мне, как видно, суждено провести остаток днейсвоих,
впуская и выпуская шлюх по ночам.
Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе.
Положив обратно ключ, я поглядел на пистолет, но решил не брать его.
Он не помог моему предшественнику, когда как-то ночью двоенаркоманов,
ограбив кассу, избили его иоставилилежатьвлужекровиспробитой
головой.
Надев пиджак, дабы выглядеть посолидней, я собрался на шестойэтаж.У
лифта в нерешительности остановился, подумав, что, быть может, плюнутьна
все, вернуться в конторку, забратьпальто,сандвичипивоиубраться
подобру-поздорову. На кой черт мне такая работа? Но в самый последний миг,
когда двери лифта уже начали закрываться, я ступил в кабину.
На шестом этаже я нажал кнопку, чтобы двери лифта оставались открытыми,
и осторожно вышел в коридор. Из приоткрытой двери 602-гономера,который
находился наискосок от лифта,падалаполосасвета.Напотертомковре
коридора ничком лежал голый мужчина. Голова и спина егобыливтени,а
сморщенные старческие ягодицы и исхудалые ноги на самом свету. Леваярука
была вытянута, пальцы скрючены, словно, падая, он пытался что-то схватить.
Правую руку он подогнул под себя. Наклонившиськнему,чтобыповернуть
его, я понял, что уже никто и ничто ему не поможет.
Тело этого грузного человека сбольшимотвисшимживотомбылоочень
тяжелым, я с трудом повернул его на спину. И тут я увидел то, чемон,по
словам шлюхи, замахивался на нее. То былтубус-большойпродолговатый
футляр для чертежей. Его-то в полутьме шлюха и приняла запалку.Человек
еще сжимал его в правой руке. Я бы и сам испугался, если бывполутемном
коридоре наменявдругбросилсяголыймужчина,замахиваяськаким-то
большим предметом.
Когда я взглянул на лицо мертвеца, мурашки побежали уменяпоспине.
Его широкооткрытыеглазанеподвижноуставилисьвпространство,рот
искривился и застыл в последней мучительной гримасе,сплешивогочерепа
клочьями свисали седые волосы. Не было никрови,ниследивкакого-либо
ранения.